Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

1. Мероприятия государства, именуемые политикой «военного коммунизма»

2. Денежное обращение в годы гражданской войны

3. Деятельность Народного банка

Список использованной литературы

1. Мероприятия государства, именуемые политикой «военного коммунизма»

Внутренняя политика Советского государства времен гражданской войны получила название «политики военного коммунизма».

Политика «военного коммунизма» включала комплекс мероприятий, затронувших экономическую и социально-политическую сферу. Основой «военного коммунизма» были чрезвычайные меры в снабжении городов и армии продовольствием, свертывание товарно-денежных отношений, национализации всей промышленности, включая мелкую, продразверстка, снабжение населения продовольственными и промышленными товарами по карточкам, всеобщая трудовая повинность и максимальная централизация управления народным хозяйством и страной в целом.

Хронологически «военный коммунизм» приходится на период гражданской войны, однако отдельные элементы политики стали возникать еще в конце 1917 - начале 1918 гг.

Это касается прежде всего национализации промышленности, банков и транспорта. «Красногвардейская атака на капитал», начавшаяся после декрета ВЦИК о введении рабочего контроля (14 ноября 1917 г.), весной 1918 г. временно была приостановлена. В июне 1918 г. темпы ее убыстряются и в государственную собственность переходят все крупные и средние предприятия. В ноябре 1920 г. прошла конфискация мелких предприятий. Таким образом, произошло уничтожение частной собственности. Характерной чертой «военного коммунизма» является крайняя централизация управления народным хозяйством. Сначала система управления строилась на принципах коллегиальности и самоуправления, но с течением времени становится очевидной несостоятельность этих принципов. Фабзавкомам не хватало компетентности и опыта для управления. Лидеры большевизма поняли, что прежде они преувеличивали степень революционной сознательности рабочего класса, который не был готов к управлению. Делается ставка на государственное управление хозяйственной жизнью. 2 декабря 1917 г. создается Высший совет народного хозяйства (ВСНХ).

В задачи ВСНХ входили национализация крупной промышленности, управление транспортом, финансами, налаживание товарообмена и т.п. К лету 1918 г. возникают местные (губернские, уездные) совнархозы, подчиненные ВСНХ. СНК, а затем Совет Обороны определял главные направления работы ВСНХ, ее главков и центров, при этом каждый представлял собой своеобразную государственную монополию в соответствующей отрасли производства. К лету 1920 г. было создано почти 50 главков, осуществлявших управление крупными национализированными предприятиями.

Система централизованного управления диктовала необходимость приказного стиля руководства. Одной из черт политики «военного коммунизма» стала система чрезвычайных органов, в задачи которой входило подчинение всей экономики нуждам фронта.

Одной из основных черт политики «военного коммунизма» является свертывание товарно-денежных отношений. Это проявлялось прежде всего во введении неэквивалентного натурального обмена между городом и деревней.

11 января 1919 г. для упорядочения обмена между городом и деревней декретом ВЦИК вводится продразверстка. Предписывалось изъятие у крестьян излишков, которые вначале определялись «потребностями крестьянской семьи, ограниченными установленной нормой». Однако вскоре излишки стали определяться уже потребностями государства и армии. Государство заранее объявляло цифры своих потребностей в хлебе, а затем их делили по губерниям, уездам и волостям.

Свертыванию товарно-денежных отношений способствовало также запрещение осенью 1918 г. в большинстве губерний России оптовой и частной торговли. Однако до конца уничтожить рынок большевикам все же не удалось. И хотя ими предполагалось уничтожение денег, последние все же были в ходу. Единая денежная система распалась. Только в Центральной России хождение имел 21 денежный знак, деньги печатались во многих регионах. За 1919 г. курс рубля упал в 3136 раз. В этих условиях государство было вынуждено перейти на натуральную заработную плату.

Сложившаяся экономическая система не стимулировала к производительному труду, производительность которого неуклонно падала.

В условиях «военного коммунизма» существовала всеобщая трудовая повинность для лиц с 16 до 50 лет.

Система военно-коммунистических мер включала в себя отмену платы за городской и железнодорожный транспорт, за топливо, фураж, продовольствие, предметы широкого потребления, медицинские услуги, жилье и т.д. (декабрь 1920 г.). Утверждается уравнительно-классовый принцип распределения. С июня 1918 г. вводится карточное снабжение по 4 категориям.

Последствия «военного коммунизма» невозможно отделить от последствий гражданской войны. Ценой огромных усилий большевики методами агитации, жесткой централизации, принуждения и террора сумели превратить республику в «военный лагерь» и победить. Но политика «военного коммунизма» не привела и не могла привести к социализму. К концу войны стала очевидной недопустимость забегания вперед, опасность форсирования социально-экономических преобразований и эскалации насилия. Вместо создания государства диктатуры пролетариата в стране возникла диктатура одной партии, для поддержания которой широко применялись революционный террор и насилие.

2. Денежное обращение в годы гражданской войны

Летом 1918 г. начался выпуск нового типа бумажных денежных знаков под названием «Расчетные знаки РСФСР». Однако осуществить денежную реформу, т.е. обменять старые деньги на новые, не удалось. Расчетные знаки РСФСР стали обращаться с 1919 г. наравне со старыми денежными знаками. Следует отметить, что в 1917 и 1918 г. в обращении находились денежные знаки, выпущенные царским и Временным правительствами. В 1918 г. были узаконены в качестве платежного средства облигации «Займ свободы» достоинством не свыше 100 руб., серии облигаций и краткосрочные обязательства Государственного казначейства сроком по 1 ноября 1919 г. Для извлечений из оборота всех перечисленных денежных знаков и разного рода денежных суррогатов в обращение были выпущены «Государственные кредитные билеты 1918 г.».

В середине 1918 г. началась Гражданская война и иностранная военная интервенция. Важнейшим источником покрытия государственных расходов оказалась эмиссия бумажных денег. В 1918 г. она составила 33,6 млрд. руб., в 1919 г. -- 163, 6 млрд. руб., а в 1920 г. -- 943,5 млрд. руб., т.е. увеличилась против 1918 г. в 28 раз Атлас З. В. Денежное обращение и кредит CCCР. - М., 1957. - с. 32. .

Рост денежной массы в обращении сопровождался еще более быстрым обесценением денег. С 1 июля 1918 г. по 1 января 1921 г. покупательная способность рубля упала в 188 раз Дьяченко В. П. История финансов СССР. - М.: Политиздат, 1978. - с. 54. . Возникшая гиперинфляция была связана со снижением потребностей хозяйственного оборота в деньгах: сокращались производство, товарные фонды, шел процесс натурализации хозяйственных отношений. В отдельные периоды Гражданской войны уменьшалась и территория, на которой обращались денежные знаки. Таким образом, покупательная способность денег падала не по дням, а по часам. Деньги утратили способность выполнять свои функции.

В условиях военного коммунизма правительство было вынуждено пойти по пути натурализации хозяйственных отношений. Произведенные на национализированных предприятиях средства производства и предметы потребления не продавались за деньги, а распределялись в централизованном порядке с помощью ордеров и карточек. К началу 1921 г. 93% всей заработной платы выплачивалось натурой. Предпринятые меры хоть как-то нормализовали работу национализированных предприятий и защитили материальные интересы трудящихся. Вытеснение товарно-денежных отношений и замена их прямым продуктообменом, внедрение системы натурального учета изменили отношение к деньгам как экономической категории. В 1920 -- 1921 гг. в экономической теории обсуждалось несколько проектов измерения общественных затрат на безденежной основе. (Концепция «энергоемкости», «чисто материального учета», «трудочасов», «треды как форма рабочих денег».)

Следствием обесценения денег явилось то, что городская и сельская буржуазия лишилась своих денежных накоплений. Однако совершенно отказаться от использования денег советское государство не могло. З.В. Атлас в своей книге «Социалистическая денежная система» пишет, что производство денег в годы военного коммунизма было единственной процветающей отраслью промышленности. Вместе с тем парадокс денежной системы периода военноro коммунизма заключался в том, что чем больше сужалась сфера применения денег, тем острее ощущался их дефицит. Поэтому как центральные, так и местные органы советской власти были вынуждены постоянно заниматься денежными проблемами. Эмиссия быстро обесценивающихся бумажных денег оставалась почти единственным источником денежных доходов государственного бюджета. Выпущенные деньги обращались на частном рынке, основу которого составляло мелкотоварное крестьянское хозяйство. Наряду с деньгами роль всеобщего эквивалента на частном рынке выполняли и товары повышенного спроса, например соль, мука. Это затрудняло экономические связи между отдельными районами страны, порождало мешочничество, спекуляцию, подрывало финансовую базу государства, которое не могло контролировать и регулировать развитие мелкотоварного хозяйства. Таким образом, и в условиях военного коммунизма деньги сохранили свою роль, но выполняли ее в своеобразной форме.

После окончания Гражданской войны все усилия государства были направлены на восстановление товарно-денежных отношений в стране, укрепление денежного обращения. Путем регулирования товарно-денежных отношений правительство рассчитывало использовать деньги как орудие общегосударственного учета, контроля и планирования. В марте 1921 г. на Х съезде РКП была обсуждена и принята новая экономическая политика (нэп). Доказывая необходимость развития товарно-денежных отношений в интересах восстановления народного хозяйства и укрепления элементов социалистической экономики, В.И. Ленин подчеркивал: «... оборот денежный, это -- такая штука, которая прекрасно проверяет удовлетворительность оборота страны, и когда этот оборот бывает неправильным, то получаются из денег ненужные бумажки». В процессе реализации нэпа важную роль в становлении и развитии первой денежной системы СССР сыграла денежная реформа 1922 -- 1924 гг. В ходе нее в законодательном порядке были определены все элементы, формирующие понятие денежной системы.

3. Деятельность Народного банка

После Октябрьской революции 1917 г. банковская система подверглась существенным преобразованиям. Их содержание и направленность определялись идеологией классовой борьбы и экономической теорией социализма, одним из элементов которой был постулат о неизбежности отмирания товарно-денежных отношений при переходе к социализму. В то же время предполагалось, что сохранит свое значение принцип распределения по труду. Поэтому было сформулировано требование наладить в переходный к безденежным отношениям период строжайший учет и контроль за мерой труда и потребления. В качестве же оружия такого контроля В.И. Ленин рассматривал банк -- единый, крупнейший из крупнейших, государственный, с отделениями в каждой волости, при каждой фабрике, полагая, что такой банк означает общегосударственное счетоводство, общегосударственный учет производства и распределения продуктов.

В 1917 г. в результате национализации были конфискованы акционерные капиталы частных банков, которые перешли в государственную собственность. Была провозглашена государственная монополия на банковское дело, произошло слияние бывших частных банков с Государственным банком России в единый общегосударственный банк РСФСР, ликвидированы ипотечные банки и кредитные учреждения, обслуживающие мелкую и среднюю городскую буржуазию, запрещены операции с ценными бумагами.

14 декабря 1917 года был подписан Декрет о национализации кредитной системы и образовании Единого народного банка российской республики, объединяющего все существовавшие на этот момент государственные, акционерные и частные банки. Позднее капиталы банков были конфискованы, а банковское дело объявлено государственной монополией. Такие действия объяснялись необходимостью освобождения трудящихся от эксплуатации банковского капитала. Кредитная система была практически ликвидирована.

В 1918 г. Государственный банк был переименован в Единый народный банк российской республики. Страна получила своеобразный «единый» банк, который основное внимание должен был уделять организационным вопросам, таким как принятие на баланс акти. вов и пассивов национализированных банков. Что касается выполнения сугубо банковских операций, то этот банк не успел развернуть свою деятельность в данном направлении. Высокая и усиливавшаяся с каждым днем инфляция подрывала товарно-денежные отношения, провоцировала их свертывание в государственном секторе народного хозяйства, что вело к резкому сужению сферы кредитования и расчетов. Ошибочное толкование «бегства от денег», характерного для периода гиперинфляции, как отказ от товарно-денежных отношений как таковых стало теоретической основой введения политики военного коммунизма. В период проведения этой политики Единый народный банк российской республики фактически прекратил свои операции. Декретом СНК от 19 января 1920 г. Единый народный банк российской республик был ликвидирован.

Хозяйственная система этого периода была фактически безденежной и строго централизованной. В течение нескольких лет (с 1917 по 1920 г.) советским правительством был принят ряд мер по ликвидации денежного обращения. Установление порядка расчетов между государством и предприятиями без использования денежных знаков привело к упрощению банковских операций. С января 1920 г. в стране не существовало банков.

Однако довольно скоро, уже в ходе гражданской войны, обнаружилась несостоятельность политики военного коммунизма, и в начале 1921 г. было объявлено о переходе к новой экономической политике (нэпу), включая замену продразверстки продналогом, после внесения которого крестьянин мог свободно распоряжаться своей продукцией. Практически это означало курс на восстановление товарно-денежных отношений, создание рынка, укрепление рубля и, соответственно, воссоздания банковской системы. Одним из первых практических шагов реализации новой экономической политики был декрет об учреждении Государственного банка РСФСР, который начал свои операции с 16 ноября 1921 г. С его учреждением был заложен фундамент восстановления денежного хозяйства. Национализированная промышленность, состоявшая до этого времени на бюджетном снабжении государства, перешла на самостоятельное существование, на хозяйственный расчет. Новая экономическая политика допустила существование свободного рынка, а также предоставила право аренды национализированных предприятий частным лицам.

Всеми этими мероприятиями была подготовлена основа для развития кредитных отношений.

15 октября 1921 г. был основан Государственный банк РСФСР с капиталом, выделенных из государственных средств, в размере 2 трлн. руб., которые приблизительно равнялись 50 млн. руб. довоенных. Основные цели деятельности Госбанка заключались в восстановлении денежного обращения и контроле за его осуществлением, а также в содействии развитию промышленности, сельского хозяйства и товарооборота. Госбанк имел право банкнотной эмиссии, что служило мощным ресурсом для проведения активных операций. Все они осуществлялись исходя из принципа народно-хозяйственной целесообразности, в отличие от ранее существовавшего Единого народного банка госбанк выполнял кредитные функции - выдачи ссуд, открытие онкольных кредитов с обеспечением товарами и товарными документами, учет векселей. Кроме того, им проводилась купля-продажа ценных бумаг, вкладные, валютные, переводные и другие операции. Значительные темпы инфляции обуславливали высокий процент по ссудным операциям, который был установлен в размере 8% для государственных и 12% для частных предприятий в месяц.

С учреждением Госбанка был заложен фундамент восстановления денежного хозяйства.

Список использованной литературы

1. Александров А. М. Финансовая система СССР. - М.: Госфиниздат, 1956.

2. Атлас З. В. Денежное обращение и кредит CCCР. - М., 1957.

3. Белоусов Р. А. Экономическая история России. XX век. - М.: издАТ, 1999.

4. Бельский К. С. Финансовое право: наука, история, библиография. - М.: Юристъ, 1995.

5. Деньги. Кредит. Банки / Под ред. Е. Ф. Жукова. - М.: ЮНИТИ, 2000.

6. Деньги, кредит, банки / Под ред. Г. Н. Белоглазовой. - М.: Юрайт-Издат, 2004.

7. Дьяченко В. П. История финансов СССР. - М.: Политиздат, 1978.

Подобные документы

Становление налогов. Формирование основ налогового устройства и система податей в Древней Руси. Налоговая система в период "военного коммунизма", новой экономической политики (НЭП), утверждения тоталитарного режима. Налоговое регулирование в Украине.

реферат , добавлен 09.03.2009


Основной источник бюджета в период военного коммунизма - эмиссия бумажных денег. Система продовольственной разверстки. Налогообложение в период НЭПа. Прямые и косвенные налоги. Доходы бюджета в 1922/1923-1927/1928. Обязательные платежи в военное время.

курсовая работа , добавлен 09.12.2013


Этапы эволюции денежно-кредитной системы Германии: до Первой Мировой войны, межвоенный период, после Второй Мировой войны - до 90-х гг. Особенности национальной системы регулирования денежно-кредитных отношений. Функции Немецкого федерального банка.

контрольная работа , добавлен 01.03.2010


Денежное обращение в домонгольской Руси и в период феодальной раздробленности, в период Русского централизованного государства. Денежная реформа 1535 года, "Медный бунт". Реформа Петра I, денежное обращение в России в XVIII веке, меры по его стабилизации.

реферат , добавлен 14.10.2009


Понятие и специфика денежно-кредитной политики. Цели, инструменты и принципы в современных условиях. Особенности развития экономики и денежно-кредитной политики. Мероприятия Банка Российской Федерации по совершенствованию банковской и платежной системы.

курсовая работа , добавлен 25.02.2009


Денежный рынок в кругообороте доходов и продуктов. Происхождение и сущность денег. Механизм воздействия денежно-кредитной политики государства на национальное производство. Инфляция, денежное обращение и денежные реформы. Современная кредитная система РФ.

курс лекций , добавлен 06.04.2009


Система денежно-кредитной политики, ее цели, субъекты и объекты. Особенности применения методов и инструментов денежно-кредитной политики. Роль Центрального банка в денежно-кредитной политике государства. Единая государственная денежно-кредитная политика.

курсовая работа , добавлен 31.05.2014


Цели и средства денежно-кредитной политики, роль центрального банка в ее проведении. Составляющие финансовой политики государства: денежно-кредитная, налоговая, бюджетная, международная. Характеристика современной денежно-кредитной политики Банка России.

курсовая работа , добавлен 06.12.2009


Понятие и структура денежно-кредитной политики государства, ее элементы и значение. Количественные ориентиры и инструменты денежно-кредитной политики. Мероприятия Банка РФ по совершенствованию банковской системы и банковского надзора, финансовых рынков.

курсовая работа , добавлен 25.09.2011


Государственные мероприятия в области денежного обращения и кредита. Кредитная система и денежно-кредитная политика государства. Центральный банк как орган денежно-кредитного регулирования. Инструменты денежно-кредитной политики и банковский надзор.

Это были годы Гражданской войны, интервенции, мятежей и восстаний. Миллионы людей гибли от военных действий, от репрессий советской и антисоветской власти, от голода и эпидемий. Народное хозяйство было отброшено по основным показателям на десятки лет назад. Тем удивительнее, что в 1922-1924 годах в несколько этапов удалось провести успешную денежную реформу, которая на некоторое время восстановила устойчивое денежное обращение.

Эпоха военного коммунизма

Военным коммунизмом принято называть социально-экономическую и политическую систему, действовавшую в РСФСР примерно с середины 1918 года и вплоть до весны 1921 года, ознаменовавшей начало перехода к новой экономической политике (нэпу). Фактически же весь период с ноября 1917 по конец 1921 года был временем военного коммунизма.

Первая мировая война подорвала хозяйство и финансы России сильнее, чем других воевавших стран. Ко времени Октябрьской революции масса денег в обращении примерно в 10 раз превышала показатель 1914 года, индекс розничных цен повысился в 13 раз. Экономическая разруха ухудшала снабжение городов продовольствием. Временное правительство, управлявшее страной с марта по ноябрь 1917 года (по новому стилю), впервые в истории России ввело рационирование (карточное распределение) хлеба и некоторых других продуктов для городского населения. Оно выпустило собственные бумажные деньги, слившиеся с царскими деньгами в одну обесценивающуюся массу.

В рамках политики революционного насилия захват Государственного банка и национализация коммерческих банков были одними из первых мероприятий советской власти. Овладение Госбанком означало непосредственно, во-первых, переход в руки большевиков той части золотого запаса России, которая хранилась в Петрограде, во-вторых, контроль над эмиссией бумажных денег. Как известно, недостаток денег был серьезной проблемой консолидации власти в первые недели после переворота.

Госбанк и коммерческие банки были вскоре слиты в Народный банк, которому первоначально отводились важные функции в контроле над сохранявшимся частным сектором в промышленности. Были конфискованы все ценности, как материальные, так и бумажные, хранившиеся в банках. В частности, конфискации подлежало все, что хранилось в частных сейфах в помещениях банков.

Это было частью всеобъемлющей программы конфискации практически любых форм денежного капитала и сбережений. Все государственные займы царского и Временного правительств отменялись, за исключением некоторых облигаций мелкого номинала, которые использовались в качестве разменной монеты. Аннулирование внешних займов имело большие и сложные политические последствия, которые до сих пор не урегулированы полностью. Были аннулированы и все частные ценные бумаги: акции, облигации, закладные листы, страховые полисы. Хотя вклады в банках формально не были конфискованы или аннулированы, на деле использовать эти деньги стало невозможно.

Единственной формой «сбережений», доступной населению, оказались бумажные деньги. Реальности большой инфляции не сразу стали очевидны народу, особенно крестьянству. Припрятывание денег, чаще всего царских выпусков, продолжалось в значительных размерах, хотя это теперь рассматривалось как контрреволюция и нередко жестоко каралось. С первых месяцев после революции местные органы власти стали облагать буржуазию денежной контрибуцией. В 1918 году центральная власть объявила единовременный чрезвычайный налог (тоже, по существу, контрибуцию), который считался, по букве Маркса, экспроприацией экспроприаторов. Экономическое значение этих жестоких и болезненных мер было ничтожно, и от них скоро отказались. В дальнейшем все бумажно-денежные сбережения были реально ликвидированы инфляцией.

До Первой мировой войны в обращении находилось золотой монеты почти на 500 миллионов рублей и высокопробной серебряной монеты более чем на 100 миллионов. Эта монета исчезла из обращения уже в первые месяцы войны и осела преимущественно в частных тайниках. На руках у населения находилось также некоторое количество иностранной валюты в банкнотах. Декретами от 25 июля и 3 октября 1918 года владение драгоценными металлами и иностранной валютой было запрещено под угрозой жесточайших наказаний; эти ценности подлежали сдаче в учреждения Народного банка.

Едва ли возможно установить, какое количество драгоценных металлов было фактически изъято, какая доля их действительно попала к государству, а какая была разворована местными конфискаторами. Когда в 1922 году эти драконовские меры были временно ослаблены, нарком финансов оценивал сумму оставшегося у населения золота в 200 миллионов рублей.

Бельмом в глазу для большевиков стала деревня, которая не вписывалась в государственное хозяйство и в насквозь бюрократизированную систему распределения. Правда, кое-где появлялись коммуны и колхозы, но они оставались островками в море единоличных хозяйств. Советская власть продразверсткой изымала у крестьян всю продукцию сверх физически необходимой части (а часто и эту часть). Она пыталась дать мужику в порядке продуктообмена промышленные товары, но этих товаров катастрофически не хватало.

Карточное снабжение, дифференцированное по классовому признаку, производилось по искусственно низким твердым ценам, которые не имели ничего общего с ценами вольного рынка. Далее выяснилось, что эти цены и оплата пайка стали просто излишними, и во многих случаях продукты выдавались без оплаты. Заработная плата становилась все более безденежной, натуральной. В 1920 году была отменена оплата транспорта, жилья, коммунальных и почтово-телеграфных услуг. Внешне все это было похоже на коммунизм по рецептам классиков: распределение по потребностям. На деле эти потребности определялись начальством и удовлетворялись в самой малой степени и самым убогим образом. Это была система массовой нищеты и неприкрытого принуждения.

Военный коммунизм зашел в тупик. Чем больше чиновников пыталось все планировать и распределять, тем меньше оставалось того, что можно было распределить. Государственные предприятия работали из рук вон плохо, значительная часть квалифицированных рабочих разошлась по деревням. Продразверстка на корню подрезала всякие стимулы к труду и производству: все равно заберут. Безденежное хозяйство оказалось невозможным.

Военно-политическая обстановка тоже требовала изменения курса. Полномасштабная гражданская война завершилась к концу 1920 года. С другой стороны, крестьянские восстания, Кронштадтский мятеж в марте 1921 года, недовольство рабочих давали ясно понять Кремлю, что откладывать реформы опасно. Ответом большевиков стала новая экономическая политика, почти сразу названная нэпом; возрождение денег стало её важнейшей составной частью. Однако деньги были тяжело больны инфляцией. На нее обращали мало внимания в годы военного коммунизма, теперь она становилась невыносима.

Совзнак

После Октябрьской революции советской власти в центре потребовалось почти два года, чтобы перейти к эмиссии собственных бумажных денег. Эта затяжка объяснялась двумя главными причинами: идеологической и технической. Первая состояла в том, что в высших ярусах партийного руководства шли с неясным исходом дискуссии о безденежном хозяйстве. Вторая – в недостатке технических средств и специалистов для фабрикации новых денег.

Однако в реальной жизни ни государство, ни хозяйство не могли обойтись без денег, поэтому советская власть продолжала гнать в обращение старые дензнаки царского и Временного правительств. На территории РСФСР обращались «николаевки» (или «романовки») купюрами от 1 до 500 рублей и деньги Временного правительства двух видов – «керенки» в относительно мелких купюрах 20 и 40 рублей и «думские деньги» в купюрах 250 и 1000 рублей. Безналичные расчеты сократились до совсем незначительных размеров. До 1 января 1919 года царским, Временным и советским правительствами было выпущено более 55 миллиардов рублей (по другим данным, около 61 миллиарда), причем 36 миллиардов или несколько больше эмитировала советская власть. Не все они фактически находились в обращении: часть осталась на территориях, занятых белыми и интервентами, часть была вывезена за пределы страны, уничтожена или припрятана.

Тем не менее все эти деньги скопом обесценивались, а денежный голод, несмотря на рост эмиссии, оставался постоянной чертой экономики или того, что еще оставалось от экономики. Престиж и оценка царских и «временных» денег в известной степени различались. Народ больше склонялся к вере в восстановление тысячелетней монархии, чем в возвращение Керенского. Значительная часть «николаевок» была припрятана населением еще до октября 1917 года или вывезена эмигрантами. Военные неудачи большевиков в 1918–1919 годах, казалось, увеличивали вероятность реставрации власти, которая могла бы признать царские деньги. По всем этим причинам «николаевки» расценивались на 10–15% дороже «керенок» и «думских денег», а в некоторых местах разница доходила до 40%. За пределами Советской России царские деньги тоже котировались более высоко.

Советская власть не слишком пыталась ограничить эмиссию. Была в ходу даже идея, что чем больше деньги обесценятся, тем скорее можно будет избавиться от этого «пережитка капитализма». Забавно читать, с каким безразличием относились большевики к эмиссии и инфляции. Декрет Совнаркома от 15 мая 1919 года формально санкционировал эмиссию «в пределах действительной потребности хозяйства в денежных знаках». Сколько надо, столько и напечатаем!

Тем не менее именно в это время был решен вопрос о выпуске собственных денег Советской России: в 1919 году выпущены деньги номиналом от 1 до 1000 рублей, на которых, как в царское время, было напечатано «кредитный билет». Эмиссия новых серий совзнаков продолжалась в 1920 и 1921 годах, причем их номиналы росли и росли. В сентябре 1921 года Совет народных комиссаров (СНК) разрешил выпуск купюры в 10 миллионов рублей. Все эти выпуски не заменяли старые деньги, а присоединялись к ним. Впрочем, к этому времени самый высокий номинал старых денег (1000 рублей) превратился в незначительную величину.

Счет денег с множеством нулей становился все более затруднительным. Надо ведь иметь в виду, что больше половины населения России было неграмотным. В 1922 году была произведена деноминация совзнака с уменьшением всех денежных величин в 10 тысяч раз, по мнению Юровского – не лучшая идея: люди еще больше путались в нулях. В 1923 году прошла вторая деноминация с уменьшением денег еще в 100 раз, в результате один миллион старых (до первой деноминации) денег стал стоить один новый рубль, что было удобно для счета.

Эти меры ничего не изменили, по существу, в судьбе совзнака: он продолжал падать. К 1921 году вольные цены потеряли всякую связь с твердыми пайковыми ценами, если последние еще оставались в силе. Однако бесплатное снабжение давалось лишь части городского населения, и нормы его были крайне низкими. В особенно тяжелом положении оказались «буржуазные» слои, к которым относили не только предпринимателей, но чуть ли не всех тех, кто не занимался физическим трудом. Для значительной массы городского населения вольный рынок оставался основным источником снабжения, а его цены определяли реальное жизнеобеспечение.

По данным Конъюнктурного института Наркомфина, в то время ведущего научного центра в области экономики, индекс вольных цен в Москве показывал в январе 1921 года по сравнению с 1913 годом рост в 27 тысяч раз. Цены на продовольственные товары выросли в 34 тысячи раз, непродовольственные – в 22 тысячи. Только в 1920 году цены повысились более чем в 10 раз. Разброс роста цен отдельных товаров был весьма велик. Больше всего повысилась цена на соль – в 143 тысячи раз, далее шли растительное масло (71 тысяча), сахар (65 тысяч), хлебопродукты (42 тысячи). Особо большие размеры повышения цен на такие товары, как сахар и соль, объяснялись упадком производства, трудностями транспорта, государственной монополией, не оставлявшей ресурсов для вольного рынка. Из непродовольственных товаров больше всего подорожало мыло (рост цен в 50 тысяч раз), нитки (34 тысячи). Цены на товары, покупку которых можно было в этих крайних условиях отложить, выросли меньше: к примеру, посуда подорожала «только» в 12 тысяч раз.

Сравнить эти цифры с денежными доходами москвичей невозможно за отсутствием хоть сколько-нибудь правдоподобных данных. В отношении многих категорий населения просто загадочно, на какие средства они жили и где они могли брать деньги. За всеми этими цифрами и фактами стоит мрак жизни людей в те годы. Население Москвы уменьшилось по сравнению с довоенным примерно вдвое: люди умирали, эмигрировали, разъезжались по деревням и малым городам, где можно было хоть как-то кормиться от земли.

Рост цен сильно обгонял эмиссию денег. За три с половиной года (с начала 1918 года до середины 1921 года) масса денег увеличилась в 100 раз, а цены по общероссийскому индексу – в 8000 раз. Столь огромный разрыв объяснялся крайней узостью рынка, малыми размерами предложения товаров. Эмиссия была главным источником доходов государства, но финансовая эффективность эмиссии, т. е. величина этих доходов, неуклонно сокращалась вследствие обесценения денег. В первой половине 1921 года государство получало от эмиссии в реальном выражении (по довоенным ценам) всего лишь 5,6 миллиона рублей в месяц – сумму совершенно ничтожную.

Между тем затраты на изготовление и распределение денег были велики. На фабриках тогдашнего Гознака в Москве, Петрограде, Пензе, Перми и Ростове-на-Дону работали около 14 тысяч человек. К этому надо добавить чиновников всех уровней, ведавших эмиссией, перевозчиков денег, охранников, кассиров и т. д. Невозможность «эмиссионного хозяйства», как специалисты назвали эту систему, становилась все очевиднее. Инфляция, возможно, не была решающим фактором перехода к нэпу, но свою роль она, безусловно, сыграла.

Гиперинфляция в России в 1921-1922 годах

Практическое внедрение нэпа (переход от продразверстки к продналогу, допущение рынка, внедрение хозрасчета, возврат к денежной оплате труда и его продуктов) совпало во второй половине 1921 года с катастрофическим неурожаем в Поволжье и некоторых других регионах России; голод охватил обширные территории. Одним из следствий этой экономической обстановки был резкий рост эмиссии совзнаков: темп выпуска денег подскочил более чем в три раза по сравнению с предшествующим периодом. Слабое, едва начавшее оживать после спазм военного коммунизма народное хозяйство ответило на это новой волной обесценения денег. С осени 1921 года денежное обращение вошло в спираль гиперинфляции.

В четвертом квартале 1921 года среднемесячный темп эмиссии денег составлял 58%, темп роста цен – 112%. В первом квартале 1922 года эти цифры оказались еще выше: эмиссия – 67% в месяц, рост цен – 265% в месяц. Происходило полное крушение денежного хозяйства.

Ситуация сравнима с германской гиперинфляцией 1922–1923 годов, однако с гораздо большими народными лишениями и страданиями. В Германии не было абсолютного недостатка продовольствия; в обескровленной России голод азиатского типа с гибелью миллионов людей поразил десятки губерний и население больших городов. Гиперинфляция сильно ухудшала положение, затрудняла передвижение продовольствия в голодающие области, усиливала нужду, усугубляя социальное расслоение.

К осени 1922 года положение стало улучшаться, но гиперинфляция продолжалась. В четвертом квартале 1922 года месячный темп эмиссии составил 33%, роста цен – 54%. К концу 1922 года денежная масса достигла 2 квадриллионов (два на десять в пятнадцатой степени) неденоминированных рублей.

В этот период на помощь совзнаку пришел нэп. С расширением денежных отношений росла потребность экономики в деньгах, слегка задерживавшая обесценение совзнака. В конце 1922 года реальная ценность денег в обращении оказалась даже больше, чем в конце 1921 года. Агония совзнака продолжалась в течение всего 1923 года и первых месяцев 1924 года. В это время рядом с дряхлым, дышавшим на ладан совзнаком уже появился бодрый младенец – червонец.

В первом полугодии 1923 года правительство еще не было вполне уверено в скором конце совзнака и считалось с возможностью сохранения его в обращении, поэтому эмиссия в какой-то степени ограничивалась и не выходила за пределы 20–30% прироста в месяц. С осени 1923 года эмиссия и обесценение совзнака идут вразнос. Но эта гиперинфляция уже сочетается с умеренной и осторожной эмиссией червонцев – настоящих денег нэпа.

Червонец и двойное обращение

К осени 1922 года необходимость финансовой стабилизации стала очевидна для советского руководства. Для этого складывались и объективные возможности: урожай этого года был неплохой, нэп набирал силу, упрочились международные позиции РСФСР. Нельзя было, однако, спешить и атаковать финансы с красноармейским задором. Более других это понимал Г.Я. Сокольников (1888–1939), который с начала 1922 года исполнял обязанности народного комиссара финансов, а в ноябре того же года был назначен наркомом.

Государственного бюджета в подлинном смысле слова не было, налоги собирались из рук вон плохо, государство нуждалось в эмиссии для финансирования армии, аппарата управления, социальной сферы, убыточной промышленности. В этих условиях в умах все более укреплялась идея создания особой твердой валюты без одновременного отказа от эмиссии совзнаков. По некоторым сведениям, такую идею подал еще в конце 1921 года банкир В.В. Тарновский, привлеченный в качестве «буржуазного спеца». Летом и осенью следующего года этот скелет «оброс мясом» и породил декрет Совнаркома от 11 октября 1922 года, которым только что воссозданному Государственному банку предоставлялось право и поручалось начать выпуск в обращение новых банкнот в валюте, названной червонцем. Идея заключалась в том, что бюджетный дефицит будет по-прежнему покрываться эмиссией совзнаков, тогда как червонец сможет сохранять свою девственную чистоту как твердые банковские (а не казначейские) деньги.

Новая валюта выпускалась Государственным банком в купюрах достоинством от 1 до 50 червонцев. Было установлено золотое содержание червонца – 7,74234 грамма чистого золота (в старых мерах – 1 золотник 78,24 доли), что равнялось паритету 10 царских рублей. Таким образом, червонец означал просто 10 золотых рублей. Как видим, купюрность червонной валюты была довольно крупной: заработная плата квалифицированного рабочего редко превышала 6–7 червонцев в месяц. Роль разменной монеты при червонцах пока отводилась совзнакам. Выпускаемые в обращение червонцы подлежали не менее чем на одну четверть обеспечению золотым запасом и твердой иностранной валютой в активах Госбанка. В остальной части обеспечением могли считаться краткосрочные товарные векселя (безусловные обязательства предприятий) и некоторые другие активы. Эта норма в основном соответствовала мировой практике того времени.

Червонцы в отличие от кредитных билетов царского времени не были размены на золото, и декрет лишь зафиксировал намерение правительства ввести разменность в будущем без указания сроков и условий. Можно полагать, что создатели червонца всерьез такого намерения не имели. Впрочем, в это время ни одна европейская валюта не была официально разменной на золото, это свойство сохранялось лишь за американским долларом.

Эмиссия червонцев производилась в порядке нормальных операций Госбанка через кредитование им реального сектора под должное обеспечение. Госбанк совмещал при этом функции центрального и коммерческого банка. Поскольку коммерческих банков в стране практически не было, отсутствовала почва для обычной в других странах практики их рефинансирования в центральном банке. Правда, была оставлена одна узкая инфляционная лазейка: Госбанк мог в виде исключения кредитовать государство (т. е. покрывать бюджетный дефицит), но при этом требовалось, чтобы оно вносило в Госбанк золото в качестве обеспечения 50% суммы таких ссуд.

В основном эти принципы обеспечивали противоинфляционную устойчивость червонца, что и оправдалось в последующие 3–4 года. В том, что в дальнейшем он стал заурядной бумажной валютой без гарантий от инфляции, во всяком случае, не было вины его создателей.

Червонец родился на свет 22 ноября 1922 года, когда первые купюры покинули Госбанк. На начало 1923 года в обращении находилось 356 тысяч червонцев. Еще через год эмиссия составила 23,6 миллиона червонцев (236 миллионов червонных рублей). Это был год, когда твердые деньги нащупывали дорогу среди болота инфляционных совзнаков. Процесс этот проходил успешно: к началу 1924 года червонцы по реальной ценности составляли уже 76% денежной массы, а на совзнаки приходилось только 24%.

Совокупная денежная масса была все еще в 8–10 раз меньше, чем до войны. Этот факт отражал не только экономную эмиссию червонцев, но и упадок экономики и товарооборота, натурализацию значительной части этого оборота и платежей, распространение бартера. Вместе с тем складывались основы здорового денежного обращения – когда деньги становятся редким товаром и высоко ценятся.

Около полутора лет существовало двойное (параллельное) обращение червонцев и совзнаков. Эмиссия последних продолжалась в течение всего 1923-го и первых месяцев 1924 года. Московская биржа ежедневно фиксировала курс червонца в совзнаках. Этот курс считался официальным и телеграфом сообщался по всей стране. Котировка червонца стала самым очевидным и простым показателем обесценения совзнака. На 1 января 1923 года червонец стоил 175 рублей в совзнаках 1923 года (после двукратной деноминации), на 1 января 1924 года – 30 тысяч, на 1 апреля 1924 года – 500 тысяч. Статус червонца-патриция укреплялся вместе с падением роли совзнака-плебея.

С оздоровлением денежного обращения набирал силу нэп. Для российского крестьянства годы с 1923-го примерно до 1928-го были, возможно, лучшими во всей его новейшей истории. Хотя земля была национализирована и принадлежала государству, крестьянин ощущал свой участок практически как частную собственность; в деревне развивались разные формы добровольной кооперации, оживилось частное предпринимательство в малой промышленности и торговле. В государственном секторе начал внедряться хозяйственный расчет; это означало, что бюджет освобождался от финансирования предприятий. Сокращались расходы бюджета на содержание армии и государственного аппарата. Акцизы (косвенные налоги на потребление) и прямые налоги давали все больше доходов. Государство выпустило несколько займов, которые размещались в то время на добровольной основе.

Сделки с золотом и валютой, за которые недавно людям грозила тюрьма, и даже смертная казнь, теперь становились легальными. Царские золотые монеты можно было свободно продавать и покупать по биржевому курсу. Складывался валютный рынок, на котором курс червонного рубля к доллару постепенно повышался и скоро более или менее стабилизировался на уровне паритета, т. е. в соответствии с его золотым содержанием. Это был, кажется, единственный во всей советской истории период, когда наша валюта легально вышла на мировой рынок и оценивалась за границей близко к паритету. На партийно-советских форумах и в печати охотно цитировали высокие оценки, которые зарубежные «буржуи» давали денежной реформе и червонцу.

Интересным новшеством был прием сберкассами вкладов в совзнаках с пересчетом в червонцы по текущему курсу. Это давало вкладчику гарантию от обесценения совзнака.

Оставалось завершить реформу и избавиться от совнака, что и было осуществлено в феврале – марте 1924 года: прежде всего был восстановлен в правах полноценный рубль – теперь как десятая часть червонца, выпущены в строго ограниченных размерах казначейские билеты купюрами достоинством в 1, 3 и 5 рублей. Эта структура денежного обращения формально сохранялась до 1947 года. В феврале 1924 года было принято решение о выпуске разменной монеты от рубля до копейки. Рубли и полтинники чеканились из высокопробного серебра, монеты достоинством в 10, 15 и 20 копеек – из низкопробного серебра, более мелкие монеты – из медного сплава. Впрочем, скоро чеканка серебра была прекращена, и монету стали чеканить из сплавов недрагоценных металлов. Серебряная монета к концу 1920-х годов была тезаврирована населением, т. е. ушла в тайники.

Наконец в марте 1924 года настал смертный час совзнака. В течение двух месяцев совзнаки можно было обменять по курсу 50 тысяч за один новый казначейский («червонный») рубль, или 500 тысяч за червонец. Если не учитывать две деноминации, совзначный рубль обесценился в 50 миллиардов раз. Он слегка не дотягивал до обесценения германской марки: новая марка обменивалась почти в то же самое время на один триллион старых. Реальная ценность совзначной массы оказалась ничтожной: при обмене было истрачено всего лишь 17,3 миллиона червонных рублей. Открытая инфляция закончилась, на очереди, после нескольких лет стабильности, стояла инфляция скрытая, неявная, придавленная.

В последние годы у нас принято хвалить внедрение червонца как своего рода волшебную палочку, позволившую вывести страну из финансового кризиса. Как и в отношении германской марки, было бы наивной ошибкой видеть секрет успеха в выпуске новой валюты как таковой. Если бы дело ограничивалось этим, реформа свелась бы к деноминации, которая, как показывает опыт многих стран, в том числе России в 1998 году, сама по себе ничего дать не может. Успех стабилизационных реформ в Германии и России, при всех различиях конкретной ситуации, объяснялся схожими факторами: они опирались на силы оживления в экономике, на оздоровление государственных финансов, на жесткую кредитную дисциплину и ограничение эмиссии. Важнейшую роль играло доверие населения и бизнеса к правительству страны и к новым деньгам, гарантом которых оно выступало. Наконец, успеху содействовало улучшение международной обстановки для стран, в которых проводилась финансовая стабилизация.

По материалам статьи "Денежный хаос в Советской России", Журнал

В советской литературе экономическая политика первых лет существования Советского государства делится па три этапа: от Октябрьской революции до периода военного коммунизма, годы военного коммунизма и период нэпа. На каждом из них вопросы возможности использования товарно-денежных отношений и их роли в экономическом строительстве трактовались марксистской наукой исходя из конкретной исторической обстановки и накопленного опыта хозяйственного развития.

На первом этапе одной из важнейших проблем революционного преобразования была проблема овладения и оздоровления финансовой системы, которая находилась в состоянии, близком к окончательному краху. Именно в этой связи В. И. Ленин указывал, что «всякие радикальные реформы наши обречены на неудачи, если: мы не будем иметь успеха в финансовой политике».

Основные меры, направленные па преодоление финансового кризиса, были сформулированы В. И. Лениным и проекте денежной реформы в мае 1918 г., выдвинутом им на Всероссийском съезде представителей финансовых отделов Советов: финансовая централизация, подоходное и поимущественное обложение, трудовая повинность, замена старых денежных знаков новыми, строжайший учет имеющихся денег, создание широкой сети сберегательных касс и др.

Таким образом, план хозяйственного развития, разработанный под руководством В. И. Ленина весной 1918 г. и рассчитанный на мирный, а значит, и постепенный переход от капитализма к социализму, предусматривал использование для построения социализма денег, кредита, финансов в целом.

Начавшаяся гражданская война и иностранная военная интервенция значительно передвинули сроки осуществления намеченной правительством программы преобразования денежной системы, которую В. И. Ленин определил как «последний решительный бой с буржуазией. . .».

В годы военного коммунизма в стране была проведена широкая национализация промышленных предприятий, введена продразверстка, запрещена частная торговля товарами, подпавшими под государственную монополию, строгая централизация всего производства и распределения, широкое развитие получала трудовая повинность. В те годы господствующим являлось представление о том, что товарно-денежные отношения несовместимы с социализмом и что, используя обстановку гражданской войны и опираясь па военно-революционный энтузиазм масс, можно и должно нанести сокрушительный удар но капитализму и резко сократить исторические сроки движения к социализму, ликвидировать в этих целях наряду с собственностью буржуазии па средства производства и товарно-денежные отношения. Перспектива отказа от товарно-денежных отношений была четко зафиксирована в Программе партии, принятой па ее VIII съезде: «РКП будет стремиться к возможно более быстрому проведению самых радикальных мер, подготовляющих уничтожение денег. . .» Это не могло не сказаться па практике хозяйствования. В годы военного коммунизма проводилась, в частности, система мероприятий, создающих предпосылки для ликвидации денег. Советские экономисты пытались в этой связи обратиться к проблеме безденежного хозяйства и в первую очередь безденежного народнохозяйственного учета. В данном случае важно учитывать и практическую обусловленность поисков безденежного народнохозяйственного учета, поскольку деньги были крайне обесценены и с их помощью невозможно было хоть сколько-нибудь решать задачу соизмерения затрат и результатов производства.

В годы военного коммунизма фактически осуществлялась политика неограниченного использования печатного станка для покрытия финансовых нужд государства. Если в 1918 г. эмиссия бумажных денег составляла 33,6 млрд. р., то в 1919г.- 163,0, а в 1920 г. - 943,5 млрд. р.5 Эмиссия денежных знаков в те годы являлась методом перераспределения материальных ценностей в пользу диктатуры пролетариата, служила средством финансирования военной экономики. Большую роль сыграла эмиссия в обеспечении бумажноденежных накоплений буржуазии и кулачества, в ослаблении их экономического и политического потенциала. Однако хозяйствование при помощи типографского станка как элемент системы военного коммунизма носило временный характер, ибо сам военный коммунизм по ленинской оценке «не был и не мог быть отвечающей хозяйственным задачам пролетариата политикой. Он был временной мерой».5

Интересно отметить, что в годы военного коммунизма В. И. Ленин не раз подчеркивал, что при переходе от капитализма к социализму сразу уничтожить деньги нельзя, что для этого нужно много технических, организационных завоеваний, нужно наладить организацию распределения продуктов для сотен миллионов людей, нужно перевести индивидуальное крестьянское хозяйство на социалистические рельсы.7

И в этом его позиция принципиально отличалась от воззрений «левых коммунистов», предлагавших немедленную ликвидацию денег и. товарных отношений в целом. Поскольку конкретная действительность показала, что каким-либо единовременным актом деньги ликвидировать нельзя, то объективно возникала необходимость, регулирования денежного обращения.

Всего на территории России в годы гражданской войны и военной иностранной интервенции «обращалось около 200 видов денежных знаков». К ним относились, разнообразные денежные знаки дореволюционных образцов; расчетные знаки РСФСР; денежные знаки суверенных советских республик, каждая из которых обладала самостоятельной денежной системой (Закавказские республики, Бухарская Народная Республика); денежные знаки, выпускавшиеся самовольно местными органами Советской власти, различными кооперативными и другими общественными организациями, а также частыми предприятиями; денежные знаки белогвардейских органов, власти (Деникина, Колчака и т. д.); денежные знаки военных интервенционных властей, которые выпускались и в валюте интервентов (англ. ф. ст., яп. иены и т. п.) и в денежных наименованиях нашей страны (рубли, карбованцы); денежные суррогаты, выпускаемые городскими и областными органами власти, общественными организациями и частными предприятиями на. временно оккупированных территориях. Обращение бумажных денег в таком разнообразии формировало небывалую по своей сложности картину денежного хозяйства страны, создавало возможность; авантюристическим элементам обогащаться па фабрикации денежных суррогатов, усиливало процесс обесценения денег. Все это способствовало развитию у населения тенденции, обращать денежные знаки в материальные ценности, что, в свою очередь, увеличивало скорость оборота бумажных денег, приводило к развитию натурального обмена продуктами. Процесс распада единой денежной системы страны, обозначившийся еще в 19Н г., принял катастрофические размеры.

В соответствии с ленинским планом финансовой централизации правительство РСФСР проводило линию на унификацию денежной системы сначала в рамках РСФСР, а затем па всей советской территории. Ежегодно сокращалась эмиссия денежных знаков дореволюционных образцов. На территориях, освобождаемых Красной Армией, деньги интервентов и антисоветских органов власти аннулировались. Денежные суррогаты па советской территории постепенно заменялись па совзнаки. К концу гражданской войны советское правительство в основном справилось с задачей унификации денежной системы. Совзнаки почти повсеместно вытеснили из обращения все другие виды денег.

Вместе с тем окончательная унификация была достигнута позднее, в ходе денежной реформы 1922-1924 гг., проведенной в рамках новой экономической политики, осуществление которой во многом зависело от решения задачи стабилизации рубля и оздоровления финансовой системы в целом.

Summary

The article discusses the problems of V. I. Lenin"s contribution to the formation of the main principles of the Soviet State"s monetary policy under the conditions of" " "military communism".

1 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 36. С. 351.

2 См. там же. С. 351-354.

" Там же. С. 354.

1 Там же. Т. 38. С. 122.

" Атлас 3. В. Социалистическая денежная система. М., 1969. С. 105.

6 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 43: С. 220.

7 См. там же. Т. 38. С. 352-353, 363, 441.

8 Атлас 3. В. Социалистическая денежная система. М., 1969. С. 112.

9 В сборнике Академии паук УССР «Нумизматика и сфрагистика» JM» 5 за 1974 г. па с. 78-80 приводятся примеры выпуска бон некоторыми кооперативами Украины в целях «как-то удержать покупательскую способность заработной платы рабочего и служащего. Эти платежные знаки принимались в лавках выпустившей их организации по более пли менее твердому курсу».

вошли в революцию с определенной социальной идеологией. Если и без определенной идеологии, то с определенными социальными требованиями, настроениями и чувствами в революцию вошли также крестьянство и многочисленные промежуточные слои населения, которым иногда нет названия, но которые играют в бурные эпохи истории очень важную роль.
Основы идеологии и даже практической программы пролетариата даны были в "Манифесте Коммунистической партии", вторая глава которого кончается следующими, так много раз цитированными словами:
"...Первым шагом рабочей революции должно быть возвышение пролетариата на степень господствующего класса, завоевание демократии. Пролетариат воспользуется своим политическим господством, чтобы постепенно отнять у буржуазии весь капитал, чтобы централизовать все орудия труда в руках государства... Конечно, сначала это может совершиться только путем деспотических вторжений в право собственности и в буржуазные условия производства, следовательно, путем мероприятий, которые с экономической точки зрения кажутся недостаточными и ненадежными, но которые в ходе движения перерастут самих себя и неизбежны как средство для преобразования всего способа производства". Затем следует краткое перечисление общих мер, которые "могли бы почти повсюду быть приняты" "в наиболее цивилизованных странах" ("Коммунистический манифест", перевод с предисловием Д. Рязанова, третье издание). Среди этих мер были указаны: экспроприация поземельной собственности; уничтожение права наследства; централизация кредита в руках государства посредством национального банка с государственным капиталом и исключительной монополией; централизация транспорта в руках государства; увеличение числа государственных фабрик и орудий производства, возделывание и улучшение полей по общему плану; одинаковая трудовая повинность для всех, учреждение промышленных армий, соединение земледельческого труда с промышленным и т. д.
Все это стало проводиться в жизнь после Октябрьской революции, и очень многое в течение первого же года после октября. Правда, в Коммунистическом Манифесте нет очень многого из того, что стало особенностью системы военного коммунизма, но сами авторы программы, К. Маркс и Ф. Энгельс, указывали, что "мероприятия будут, конечно, различны в различных странах". Хозяйственное переустройство стало совершаться в обстановке, которую и самое проницательное прозрение не могло в точности предвидеть за 70 лет до Октябрьской революции. Основные признаки ее перечислены в дальнейшем.
Крестьянство требовало раздела земли. В этом требовании не было еще ничего социалистического, но оно шло рука об руку с требованиями промышленного пролетариата постольку, поскольку тем самым и в городе, и в деревне выдвигался общий лозунг экспроприации имущих классов. К этому лозунгу примкнули и промежуточные слои, о которых упомянуто выше. Если даже французская революция, в которой победительницей была буржуазия, пробудила пафос уничтожения высших классов, все более разгоравшийся по мере того, как развивалась борьба за удержание власти, то такой же пафос появился в российской
революции, в которой победа досталась рабочим и крестьянам и в которой гражданская война была во всяком случае не менее напряженной, чем во Франции в конце XVIII столетия. Пафос уничтожения имущих классов сыграл в эпоху военного коммунизма огромную роль, и тот, кто стал бы игнорировать его, никогда не сумел бы найти полное объяснение не только многим эпизодам, но и некоторым организационным построениям описываемого времени. Стремление этой фазы революции национализировать все предприятия, уничтожить всякую частную собственность на орудия производства и даже на предметы потребления, некоторые ее тенденции в области политики распределения и т. д. не могут быть поняты без учета того обстоятельства, что усилившаяся во время мировой войны напряженность классовых противоречий дошла во время гражданской войны до величайшего ожесточения.
При наличии таких предпосылок нельзя было ожидать, что новая революционно-социалистическая власть захочет и сможет поставить только вопрос о мерах к постепенной социализации. Все толкало на путь радикальных решений и вело к коренному социальному переустройству.
Мы отметили в первой главе, что к осени 1917 г. в народном хозяйстве России имелось уже множество элементов, разрушавших систему товарно-денежного хозяйства и тем самым побуждавших строить и усложнять систему государственного регулирования того особого типа, который был осуществлен в последующие годы и о признаках которого речь будет еще впереди. На соответствующие мероприятия дореволюционного и особенно Временного правительства, проведенные или предположенные, прокламированные властью или потребованные от власти, мы ссылаемся здесь не для того, чтобы показать, что уже до Октябрьской революции был накоплен некоторый опыт регулирования и что Советская власть могла идти по наметившемуся пути. Дело не в этом, ибо ни опыты военного времени, ни опыты Временного правительства не могли окрылить кого-либо радужными надеждами. А дело в той внутренней логике, которая присуща всякому хозяйственному процессу и которая проявляется с непреодолимой силой, лишь только экономическое развитие вступило на определенный путь. Нет более яркого примера, чем регулирование цен, о котором мы писали в первой главе. То, что происходило в годы войны и в месяцы Временного правительства в области регулирования народного хозяйства, было не "примером" для последующей эпохи, а составляло первые звенья закономерного ряда. И этот ряд не был пересечен в эпоху военного коммунизма никакой другой линией, ибо хозяйственная и политическая обстановка укрепляла значение мероприятий по переустройству всей экономической системы.
Для направления экономической политики в эту сторону имело очень крупное значение то обстоятельство, что товарный рынок, денежный рынок и денежная система были глубоко деформированы к концу 1917 г., что события 1917 - 1918 гг. продолжали разрушать их и что в таких условиях трудно было проводить план строительства социализма на основе товарного производства и дене
жного обмена, как это сделано было после перехода к новой экономической политике. В направлении к ликвидации товарно-денеж- ного хозяйства толкала также растущая убыточность промышленных предприятий. В период дореволюционный война принесла промышленникам огромные барыши. В период Временного правительства картина стала пестрой: конъюнктура рынка оставалась очень выгодной, но во внутренней жизни предприятий наступал развал и условия их снабжения становились все более тяжелыми. Положение ухудшилось в 1917 - 1918 гг., ибо революционное овладение рабочим классом промышленными предприятиями не могло, конечно, совершаться безболезненно. Весь первый этап реорганизации управления промышленностью, начавшийся стихийно еще при Временном правительстве и проводившийся Советской властью в 1917 - 1918 гг. - этап рабочего контроля, - был в действительности (по крайней мере в подавляющем большинстве случаев) мерой овладения промышленными предприятиями, т.е. подготовительной мерой к полному переходу их в распоряжение государства, а не мероприятием по усилению работоспособности промышленности. Хотя надо признать, что, при настроениях рабочих масс после революции, без рабочего контроля, вероятно, во многих случаях вообще не могло иметь места никакое производство.
При деформации рынка, при разложении предприятий, при быстром обесценении денег, при постепенной утрате даже способов определения рентабельности, при условии, когда без всякого ее исчисления можно было смело сказать, что все предприятия стали или становятся убыточными, - при наличии всех этих обстоятельств линия на систему военного коммунизма представлялась даже линией наименьшего сопротивления.
И наконец гражданская война - самая разрушительная из всех войн, - при полной изолированности от внешнего мира, при искром- санности государственной территории и оторванности районов сырья, топлива и переработки друг от друга, при крайней истощенности всех материальных ресурсов страны, при предоставлении последних запасов преимущественно армии и при замиравшем транспорте, делала движение в сторону военного коммунизма все более неизбежным, а движение в иную сторону - до окончания войны, - все менее возможным.
Однако лишь все вместе взятое создало ту хозяйственную систему, которая существовала в течение 1918 - 1920 гг. Эта система не была продуктом одних военных условий и иных стихийно действовавших сил. Она была также продуктом определенной идеологии, реализацией социально-политического замысла, построившего хозяйственную жизнь страны на совершенно новых началах.
Краткий период военного коммунизма характеризуется необычайной напряженностью работы в области реорганизации всех учреждений, видоизменения всех экономических отношений, разрыва прежних связей и установления новых, пересмотра старых принципов, разрушения традиций и т.д. Эта работа не приостанавливалась ни на один миг, и едва ли она даже сколько-нибудь существенно замедлялась в отдельные периоды рассматриваемой эпохи. Реорганизации следовали одна за другой, и нельзя поэтому искать систему военного коммунизма в
том, что было твердо запечатлено в какой-либо определенный момент. Ее можно только "сконструировать" из отдельных элементов, находившихся в постоянном движении, и мы должны учитывать не только то, что успело уже воплотиться в действительной жизни, но и то, что оставалось еще одним лишь волеизъявлением государственной власти. В нашем исследовании никак нельзя отвлечься от этих волеизъявлений, ибо для направления денежной политики они имели самое существенное значение.
Несколько последующих страниц имеют целью сообщить сжатое описание основных принципов системы военного коммунизма; без такого описания мы не могли бы дать историю денежной политики этого периода.
Первый принцип заключался в том, что все средства производства принадлежат государству. Этот принцип не был осуществлен до самого конца. Однако исключения были не очень велики (как мы увидим ниже) и, если принцип был сужен некоторыми исключениями, то он с другой стороны был и расширен, ибо национализации и экспроприации коснулись не только тех материальных ресурсов, которые можно считать средствами производства. Соответствующие акты относятся главным образом, но не исключительно, к 1918 г.: декрет о социализации земли от 26 октября 1917 г., декрет о национализации банков от 14 декабря г., декрет о национализации водного транспорта от 26 января 1918 г., декрет об аннулировании займов от 28 января 1918 г., декрет о национализация внешней торговли от 23 апреля 1918 г., декрет о национализации крупной промышленности от 28 июня 1918 г., декрет о внутренней торговле от 21 ноября 1918 г., декрет о национализации Московского народного (кооперативного) банка от 7 декабря 1918 г., постановление о национализации мелкой промышленности от 29 ноября 1920 г. Последнее постановление (Президиума Высшего совета народного хозяйства) объявляло национализированными промышленные предприятия с числом рабочих свыше 5, при наличии механического двигателя, и свыше 10, при отсутствии механического двигателя. Однако фактически было национализировано множество и более мелких предприятий и перепись 1920 г. показала в числе государственных предприятий более одной седьмой заведений с одним рабочим (см. JI. Крицман, "Героический период великой русской революции", с. 62 - 64). За исключениями совершенно ничтожными все средства производства в промышленности, в транспорте, в торговле и земля - основное средство производства в сельском хозяйстве - перешли в распоряжение государства. Часть бывших помещичьих хозяйств была превращена в "совхозы", т. е. тоже находилась со всеми своими средствами производства в распоряжении государства. Что касается средств производства крестьянских хозяйств, то они подверглись лишь перераспределению через "комитеты бедноты" (декрет 11 июня 1918 г.). Перехода этих средств производства в распоряжение государства не произошло, и государство подошло к концу эпохи военного коммунизма к крестьянскому хозяйству с другой стороны. Зато в распоряжение государства поступили не только средства производства, но и другие материальные ресурсы, как весь городской жилищный фонд, кое-
что из жилищного фонда в деревне, обстановка квартир в тех случаях, когда государство в лице местных органов конфисковывало ее, драгоценности, библиотеки и т. п.
В распоряжение государства перешла также рабочая сила всего населения страны. Овладение рабочей силой было вторым принципом системы военного коммунизма. Законодательство выразило этот принцип в Конституции РСФСР (1918 г., 1, 2, е), в Законе о биржах труда (от 31/1 1919 г.), в Кодексе законов
о труде (от 10/XII 1919 г.), в Законе о всеобщей трудовой повинности (от 5/11 1920 г.), не говоря о множестве отдельных постановлений по этому предмету (ср. А. Аникст, "Организация рабочей силы в 1920 г." М., 1920; его же "Статьи и доклады за 1918 - 1920 гг." М., 1921; Я. Цы- пин, "Законодательство по регулированию рынка труда и трудовому посредничеству в СССР". М., 1925). Бюллетень Народного комиссариата труда (октябрь - ноябрь 1918 г.) писал в конце 1918 г.: "производительные силы работников придется (и уже приходится) перемещать из одних отраслей народного хозяйства в другие... Трудоспособное население привлекается к выполнению трудовой повинности, без чего осуществление социалистического строя немыслимо. Перед пролетарским государством встает задача колоссального значения - учесть все силы страны и приступить к их разумному и целесообразному распределению" (см. Я. Цыпин, с. 15). Первая статья Кодекса законов о труде провозгласила, что "для всех граждан РСФСР... устанавливается трудовая повинность". К концу 1918 г. начались уже трудовые мобилизации. Они стали играть затем все большую роль, и декрет 5 февраля 1920 г. о всеобщей трудовой повинности, систематизируя и углубляя прежние постановления, превратил эту повинность в один из краеугольных камней всей хозяйственной системы. Главный комитет по всеобщей трудовой повинности ("Главкомтруд"), губернские, городские и уездные комитеты, комиссии по проведению трудовой повинности и по контролю при различных учреждениях и коллективах, специальные организации по различным видам трудовой повинности ("Ценчрезтопгуж", "Комснег- путь", "Цекомпривлечтруд" и т. д.) составляли "аппараты", через которые осуществлялось привлечение в принудительном порядке и распределение рабочей силы.
Трудовая повинность была не только декларированным принципом; она энергично и последовательно проводилась в жизнь. В течение одного 1920 г. были мобилизованы машинисты, кочегары, ж.-д. монтеры и мастера, горнорабочие забойщики, специалисты водно-транспортного дела, строительные рабочие, металлисты, судостроительные рабочие, рабочие электротехнической промышленности и проч. и были прикреплены к своим местам рабочие и служащие лесного, угольного, торфяного, нефтяного, сланцевого комитетов, ряда бум-лжи их фабрик, водных путей и т. д. Проведены были трудовые мобилизации целых возрастных групп. В том же году объявлена была трудовая повинность женщин от 16 до 45 лет по пошивке белья для армии. Постановлением Главного комитета по трудовой повинности и Народного комиссариата просвещения в 38 губерниях был объявлен сбор шишечного топлива, к которому привлекались несовершеннолетние от 13 до 18 лет и старики. Армии в перерыве между военными действиями в период, когда демо

билизация их считалась преждевременной, также привлечены были к трудовой повинности. Девятый съезд РКП(б) постановил, что "использование воинских частей для трудовых задач имеет в равной мере практически хозяйственное и социалистически воспитательное значение", при наличии известных условий, которые были указаны в той же резолюции. В начале 1921 г. организовано было при Народном комиссариате труда Главное управление трудовыми частями. К этому времени в восьми трудовых частях числилось 280 тыс. человек ("Бюллетень трудового фронта", 1921, № 17). Сибтрудармия занималась добычей угля, лесозаготовками, погрузкой, постройкой колъчугинской и кокчетаевской
ж.-д.; Кавтрудармия - постройкой ж.-д. веток и работами на грозненских нефтяных промыслах; Укртрудармия с Донецкой - работами по добыче угля и т. п. Они были расформированы лишь в начале 1922 года.
Третий принцип хозяйственной системы военного коммунизма заключался в том, что государство все производило в своих предприятиях. Выше уже было отмечено, насколько эти предприятия бывали незначительны: 13,9% государственных предприятий имели 1 рабочего, 53,7% имели от до 15 рабочих и 10,9% имели от 16 до 30 рабочих. ("На новых путях", изд. СТО. М., 1923, вып. III, с. 176, ст. П. И. Попова). А в отдельных производствах мелкие предприятия играли еще большую роль: на долю заведений с 1 рабочим в производстве пищевых продуктов приходилось 25,4%, а в строительном деле 25,8%, (там же, с. 177). Правда, даже вводя в свою систему мельчайшие предприятия, государство не могло сосредоточить в своем ведении все промышленные заведения. По переписи 1920 г., только 53,3% всех занятых в промышленности лиц, охваченных переписью, работали в государственных предприятиях, а остальные распределялись так: 21,5% работали в частных и кооперативных предприятиях, применявших наемный труд, и 25,2% работали в кустарно-ремесленных заведениях без применения наемного труда. Однако надо принять во внимание, что кооперативные предприятия в этот период мало отличались от государственных, а кустарно-ремесленные в порядке мобилизаций обслуживали государство, работая по его заданиям и состоя у него на учете. Промышленное производство было почти целиком государственным или стоящим под государственным руководством.
Гораздо труднее было провести тот же принцип в отношении сельскохозяйственного производства, которое после революции стало еще в большей степени крестьянским, чем то было до нее. Свою продукцию крестьянские хозяйства должны были, правда, сдавать государству за вычетом лишь того, что оставалось в хозяйстве для потребления семьи и для прокорма скота. Но долгое время государство не пыталось взять на себя управление сельскохозяйственным производством. Общий принцип был распространен на земледелие лишь в конце 1920 г., накануне перехода к новой экономической политике. Декрет VIII съезда Советов о мерах укрепления и развития крестьянского сельского хозяйства, утвержденный в декабре 1920 г., не успел получить практического применения, но его принципиальное значение для характеристики системы военного коммунизма чрезвычайно велико. "Признавая сельское хозяйство важнейшей отраслью хозяйства республики, возлагая на
все органы Советской власти обязанность усиленной всесторонней помощи крестьянскому земледелию, - гласил декрет, - рабоче-кресть- янская власть объявляет в то же время правильное ведение земледельческого хозяйства великой государственной обязанностью крестьянского населения. Требуя напряжения всех сил государства для помощи крестьянскому хозяйству живым и мертвым инвентарем, устройством ремонтных мастерских... и проч., рабоче-крестьянская власть одновременно требует от всех земледельцев полного посева полей по заданию государства и правильной их обработки, по примеру лучших, наиболее старательных хозяйств, средняков и бедняков". Декретировалась организация особых губернских, уездных и волостных комитетов по расширению посевов и улучшению обработки земли (посевкомов). Народный комиссариат земледелия обязывался разработать общегосударственный план посева и представить его на утверждение Совнаркома. "Посевко- мы" должны были установить губернские, уездные и волостные планы. Проведение в жизнь планов обязательного посева декрет возлагал на волостные посевкомы и сельские советы. Он объявлял "запасы семян, находящиеся у земледельцев в потребном для хозяйства количестве, неприкосновенным семенным фондом и предлагал принять меры "к охране семенного фонда и к внутригубернскому распределению семян". Далее декрет предоставлял губисполкомам "издавать обязательные правила, касающиеся основных приемов механической обработки полей и улучшения лугов, производства посевов и способов сохранения естественного плодородия почвы". И наконец, "в целях обработки и обсеменения земель маломощных и красноармейских хозяйств" декрет вменял "в обязанность волпосевкомам и сельсоветам... устанавливать в селениях правильное использование живого и мертвого инвентаря путем трудовой взаимопомощи".
Отдельные крестьянские хозяйства не ликвидировались этим декретом, но они должны были сохранить по идее законодателя только значение технических организаций, осуществляющих хозяйственное задание государства как распорядителя всего обобществленного хозяйства страны и притом осуществляющих его теми техническими методами, которые установлены государственными учреждениями. Продукция этих организаций (крестьянских хозяйств) на основании законодательства, действовавшего с 1917 г., также принадлежала государству. Это был один из самых радикальных законодательных актов всей эпохи военного коммунизма, в которой радикальных актов было немало. В отношении производства - по крайней мере, в законодательной и принципиальной постановке вопроса - достигалось полное единство. Государство распоряжалось всеми производительными силами страны. Оно становилось единым и стремилось стать единственным хозяйством.
Четвертый принцип заключался в том, чтобы это хозяйство управлялось централизованно и по единому плану. Народный комиссариат земледелия, как мы только что видели, должен был управлять сельским хозяйством через "посевкомы" и свои местные органы на основании плана, утвержденного Советом Народных Комиссаров. Народный комиссариат путей сообщения управлял транспортом, и новизна за
ключалась здесь лишь в том, что весь транспорт стал государственным и что управление было построено несравненно более централизованно, чем до эпохи военного коммунизма и чем после нее. Промышленностью управлял Высший совет народного хозяйства, учрежденный не для этой цели, но силою вещей взявший на себя именно эту функцию. Организационным лозунгом служила мысль, формулированная в постановлении III съезда Советов народного хозяйства. Она гласила: "централизация управления народным хозяйством есть основное средство в руках победившего пролетариата для скорейшего развития производительных сил страны и обеспечения руководящего значения промышленности в экономической жизни; она в то же время является предпосылкой и условием социалистического строительства народного хозяйства и подчинения мелких предприятий общественному хозяйству. В условиях же экономической разрухи, при необычайно тяжелом состоянии запасов сырья, топлива и предметов оборудования, усиленная централизация в этой области становится еще более необходимой и является единственной мерой предупреждения распыления народного хозяйства и сохранения его основного ядра в лице крупнейших фабрично-заводских объединений - этого экономического базиса социализма". И, однако, на этом III съезде Советов народного хозяйства, происходившем в 1920 г., централистическая тенденция проявилась уже менее резко, чем в действительной практике предыдущего года. Главные управления ("Главки"), Центральные управления ("Центры"), Отделы ВСНХ управляли почти всей национализированной промышленностью. Каждая отрасль промышленности имела свой "Главк" или "Центр". Он непосредственно управлял всеми крупными предприятиями (так называемой первой группы) и принимал еще очень значительное участие в управлении средними предприятиями (так называемой второй группы). Лишь мелкие предприятия находились в фактическом заведывании местных советов народного хозяйства (предприятия так называемой третьей группы), но для них-то всего чаще не хватало топлива и сырья. "В результате в непосредственном ведении некоторых Главков оказались многие сотаи и даже тысячи предприятий" (Я.С. Ро- зенфельд. "Промышленная политика СССР". М., 1926, с. 123 и след.). Конечно, на деле при слабой связи и очень плохой осведомленности многое решалось на местах, но принцип безусловно централизованного управления система стремилась провести в жизнь с возможно большей полнотой, сводя "самостоятельность заводоуправлений к нулю" (Я. С. Розенфельд, там же, с. 122).
Слабее всего удавалось провести в жизнь единое плановое начало в деле управления государственным хозяйством, хотя идея "единого хозяйственного плана", в котором были бы учтены все производственные силы и предусмотрены все результаты производственной деятельности, не только существовала, но и настойчиво развивалась в руководящих речах, постановлениях и статьях. Дело не пошло - да в условиях гражданской войны едва ли и могло пойти - дальше формулирования общих принципов. Но в законодательстве имеется ряд постановлений, из коих видно, что государственная власть стремилась создать и самые учреждения, которые могли бы разработать и провести в
жизнь единый хозяйственный план производства и распределения. По первоначальному замыслу таким органом должен был быть ВСНХ. Пункт 2 Положения о ВСНХ, утвержденного ЦИК 1/XII 1917 г., гласил: "Задачей ВСНХ является организация народного хозяйства и государственных финансов. С этой целью ВСНХ разрабатывает общие нормы и план регулирования экономической жизни страны, согласует и объединяет деятельность центральных и местных учреждений"... Пункт прибавлял: "Все существующие учреждения по регулированию хозяйства подчиняются ВСНХ, которому предоставляется право их реформирования". ВСНХ не стал, однако, таким объединяющим учреждением. Он превратился вместо этого в специальный Комиссариат по управлению промышленностью. В 1920 г. задача общего руководства делом регулирования народного хозяйства была возложена поэтому на Совет Труда и Обороны, который возник из Совета Рабоче-Крестьянской Обороны, учрежденного в ноябре 1918 г. В Положении о СТО сказано было, что он "устанавливает единый хозяйственный план РСФСР" и "направляет работу экономических народных комиссариатов сообразно этому плану". В качестве вспомогательного органа при СТО учреждена была Государственная общеплановая комиссия (Госплан). Но работа была слишком трудна и сложна. Первые общие планы были составлены уже в новую эпоху экономической политики, в глубоко изменившихся условиях и поэтому на совершенно иных началах, чем те, которые должны были быть созданы в условиях военно-коммунистической хозяйственной системы.
Пятый принцип заключался в том, что государство, распоряжением которого все производилось, все само же и распределяло. Прежде всего оно снабжало (поскольку могло снабжать) все свои промышленные предприятия средствами производства: оборудованием, топливом, сырьем, вспомогательными материалами. Затем оно распределяло среди населения предметы потребления.
В деле снабжения господствовала большая неразбериха, но намечалась и начинала брать верх тенденция установить снабжение по единому плану, утверждаемому одним высшим органом. На деле функция распределения то бывала отделена от функции управления теми отраслями промышленности, которые производили распределяемый продукт, то смешивалась с нею; продукты родственные по своему назначению распределялись то одними, то разными учреждениями, из коих каждое не знало, что делает другое. Ю. Ларин и Л. Крицман к началу 1920 г. утверждали, что "снабжением промышленности и распределением ее продуктов ведает несколько учреждений, до сих пор мало связанных друг с другом" ("Очерк хозяйственной жизни и организации народного хозяйства Советской России". М., 1920, с. 133). Это были так называемые "Главтоп", "Продрасмет", "Химснабжение" и проч. Однако основная линия развития была уже ясно намечена, и нетрудно установить, чем должна была стать система при полном ее завершении. Эта линия развития воплощена в той роли, которую должна была играть и постепенно завоевывала "Комиссия использования", учрежденная декретом СНК от 21 ноября 1918 г. при Высшем совете
народного хозяйства для составления плана распределения всего того, что производилось и поступало в распоряжение государства.
Комиссия использования начала играть заметную роль лишь в г., и деятельность ее особенно широко развернулась в 1920 г. Ее задачей было составление общего плана, но в течение первого года ей приходилось заниматься преимущественно утверждением отдельных назначений. В 1918 г. она утвердила 19 планов использования, в 1919 г.
44, за 9 месяцев 1920 г. - 55. Общее число продуктов, распределявшихся по этим планам, доходило до 352. Продукция Главтекстиля, Главмеха, Главстекла, Главрезины, Главсахара. Главтабака, Главспички, Главкондитера, Центрожира, Центрочая и проч. распределялась по этим планам использования (Л. Крицман, "Единый хозяйственный план и комиссия использования". М., 1920, с.18). К концу своей деятельности комиссия перешла к распределению продуктов между центральными органами, которые уже вели дальнейшее распределение между своими отделами и подчиненными им предприятиями. Одной из статей в план использования входила та часть продукта, которая предназначалась к распределению среди населения. Она передавалась Народному комиссариату продовольствия - одному из важнейших учреждений эпохи военного коммунизма.
Дело распределения предметов потребления среди населения было делом государственным. Правда, в нем (так же как и в заготовке предметов потребления и сельскохозяйственного сырья) принимала участие и кооперация. Но кооперация все более и более превращалась в подчиненный Наркомпроду орган государственного управления. Уже декрет 12 апреля 1918 г., возложив на кооперацию обязанность обслуживать не членов кооперативов и ограничив число кооперативов в каждой отдельной местности, предусмотрел, что потребительские общества будут привлечены к выполнению поручений государственных органов снабжения. Менее двух месяцев спустя В. Г. Милютин говорил на первом всероссийском съезде советов народного хозяйства, что "конечной задачей является влить все население в кооперативную организацию и сделать этим самым кооперацию общенародной и общегосударственной, превратив ее в государственный орган снабжения. Ясно, что потребительскую кооперацию мы думаем превратить в потребительскую коммуну и затем, путем вовлечения в сферу государственности, сделать ее, в конце концов, государственным органом".
В этом направлении законодательство быстро преобразовывало кооперацию, причем на местах происходили даже случаи национализации кооперативов и реализации их товаров (телеграмма председателя СНК в январе 1919 г.: "восстановить закрытые и национализированные кооперативы, возвратить товары, обязательно включить кооперативы в распределительную сеть наравне с советскими лавками...").
Декрет 20 марта 1919 г. "о потребительских коммунах" превратил потребительскую кооперацию в учреждение вполне государственное. В каждом городе или сельском поселении образовывалась одна "потребительская коммуна", обнимавшая все население, ведавшая всем делом распределения, выполнявшая государственные планы, работавшая по заданиям и под контролем продовольственных органов. Заготовка про

дуктов в порядке покупки или товарообмена становилась все менее возможной по мере того, как возрастало число монополизированных продуктов. Зато потребительская кооперация стала выполнять поручения по тем заготовкам, которые велись в принудительном порядке. Циркуляр Наркомпрода 5 июня 1920 г. гласил, что "продорганы обязаны всячески использовать для заготовки в порядке подчинения себе технические аппараты кооперации" и подтверждал, что кооперация в этих случаях "не имеет права отказываться от выполнения поручений продорганов по проведению разверсток". Наконец, декретом от 13 декабря 1920 г. установлено было, что расходы кооперации покрываются начиная с 1921 г. в общегосударственном сметном порядке. Еще раньше были приняты меры к слиянию с потребительской кооперацией других видов кооперативных объединений. То обстоятельство, что в деле распределения участвовали кооперативные "аппараты", ни в какой степени не противоречит поэтому утверждению, что все распределение находилось в ведении государства (ср. М. J1. Хейсин, "История кооперации в России". J1., 1926 г., с. 271 и др.; "Союз потребителей"; "Систематический сборник декретов и распоряжений правительства по продовольственному делу", изд. Наркомпрода, I - VI).
Народный комиссариат продовольствия был тем государственным учреждением, которое ведало этим делом. Он вырос из министерства продовольствия, учрежденного при Временном правительстве, и стал самым могущественным из всех гражданских ведомств. Постановлением ВЦИК от 13 мая 1918 г. Наркомпроду предоставлено было "издавать обязательные постановления по продовольственному делу, выходящие за обычные пределы компетенции Наркомпрода... отменять постановления местных продовольственных органов и других организаций и учреждений, противоречащие планам и действиям НКП... требовать от учреждений организаций всех ведомств безоговорочного и немедленного исполнения распоряжений НКП в связи с продовольственным делом". Это и было провозглашением так называемой продовольственной диктатуры. Все центральные органы, ведавшие только распределением предметов потребления, переходили в ведение Наркомпрода, а те, которые ведали вопросами и производства, и распределения, подчинялись Наркомпроду в части своих распределительных функций.
Наркомпрод заготовлял и распределял. От промышленности он получал ту часть продукции, которая подлежала распределению среди населения; от сельского хозяйства он получал продукты на основе монополий, принудительных разверсток и отчасти на основании заготовок, проводившихся в добровольном порядке. К концу периода военного коммунизма последние почти совершенно исчезли. Второе всероссийское продовольственное совещание (в июле 1920 г.) требовало, чтобы вся заготовительная работа "была построена на обязательности сдачи излишков всех сельскохозяйственных продуктов в распоряжение государства в порядке государственной повинности. Заготовки важнейших продуктов на основе купли-продажи, или так называемого самотека, - согласно его резолюции - должны быть совершенно исключены... Разверстка на основные продовольственные продукты должна быть построена из расчета, не превышающего излишков продуктов
в сельском хозяйстве, но с тем, чтобы разверстка не оставля- л а свободных излишков". Целым рядом следовавших друг за другом декретов Наркомпрод получил исключительное право заготовки всех сельскохозяйственных продуктов вплоть до меда и грибов. К Нарком- проду же в 1920 г. перешла и работа по заготовке (в том же принудительном порядке) промышленного сырья. В 1920 г. основными частями Наркомпрода были - Управление заготовок и Управление распределения. Первое ведало заготовками всех продуктов сельского хозяйства. Второе ведало распределением всех предметов потребления, как промышленного, так и сельскохозяйственного производства. Главки и центры по указаниям Наркомпрода посылали свои изделия его органам на места. Местные органы распределяли эти изделия и продовольствие через кооперативные организации по карточкам на основании критериев, о которых речь будет ниже (ср. Н. Орлов, "Продовольственная работа Советской власти". М., 1918 г.; сборник "Четыре года продовольственной работы”. М., 1922 г.; В. Милютин, "Народное хозяйство Советской России”. М., 1920 г.; "Систематические сборники декретов и распоряжений правительства по продовольственному делу", 1917 - 1920 гг., кн. I - V], изд. Наркомпрода).
Государство взяло в свое распоряжение- почти все материальные ресурсы страны. Государство управляло этими ресурсами в цешрализо- ванном порядке и стремилось управлять по плану. Государство распределяло среди населения предметы потребления. Чем определялся порядок этого распределения?
Прежде всего надо сказать, что он определялся не тем, чем регулируется распределение и потребление в условиях товарно-денежного хозяйства: не спросом в том смысле, в каком политическая экономия понимает этот термин; государство давало каждому гражданину не столько, сколько он хотел и мог купить, а столько, сколько государство в лице своих распределительных органов считало целесообразным ему предоставить. Формой распределения был "паек”. Документом на получение пайка была "карточка". Количество продуктов, которые отпускались по карточке, определялось в целом тем фондом, который находился в распоряжении государства, а применительно к отдельным категориям потребителей государственной необходимостью и классовыми соображениями. Это был шестой принцип, лежавший в основе системы военного коммунизма.
Идея "классового пайка” появилась в 1918 г. и была, по-видимому, впервые осуществлена в Ленинграде. Вслед за Ленинградом классовый паек был введен и во всех других городах и местностях. Приказом Наркомпрода в конце 1918 г. (19 октября) он был сделан повсеместно обязательным, причем, однако, на местах самый принцип применялся в очень разнообразных формах. Московский Совет ввел классовый паек в сентябре 1918 г., разделив население на 4 категории. К первой отнесены были рабочие, работающие в особо вредных условиях; ко второй - рабочие, занятые тяжелым физическим трудом, но в нормальных условиях; к третьей - рабочие, занятые легким физическим трудом в благоприятных для здоровья условиях, и работники конторского, умствен
ного и т. п. труда, домашние хозяйки; к четвертой - лица свободных профессий, лица, живущие доходами с капиталов и предприятий, безработные, незарегистрированные на биржах труда. Для малолетних установлены были особые правила. Количественные соотношения между размерами пайков были 200:150:100:50. В истории распределительной политики наблюдались различные течения и была полоса, когда существовало стремление уравнять условия снабжения, по крайней мере для рабочих. Однако верх одержала противоположная тенденция. Получила широкое распространение система “бронирования” пайков за рабочими "ударных" или особо важных предприятий; во второй половине г. введены были дополнительные пайки для нетрудоспособных членов семейств красноармейцев, учреждена была при Наркомпроде комиссия по рабочему снабжению, которая устанавливала различные категории усиленного снабжения и ввела вскоре 30 разнообразных норм. В 1920 г. (постановление СНК от 30 апреля 1920 г.) сделана была вновь попытка унифицировать и упростить различные нормы, действовавшие в области распределения. Однако разнообразные пайки просуществовали вплоть до ликвидации всей системы, причем различия заключались не только в том, какой паек получало то или другое лицо, но и в том, сколько оно получало пайков, ибо принцип получения одного только пайка соблюдался не очень последовательно (ср. А. Вышинский, "Вопросы распределения и революция". М., 1922 г.; Н. Вишневский, "Принципы и методы организованного распределения продуктов питания и предметов первой необходимости". М., 1920 г.).
С точки зрения денежной политики для нас наиболее существенно в этой системе то обстоятельство, что государство - по крайней мере в принципе - брало на себя дело снабжения всего населения всеми продуктами и что распределение регулировалось не спросом, предложением и ценой, а планом, точкой зрения государства на то, какие задачи должны быть разрешены в порядке распределения, и вытекающими из всего этого административными распоряжениями. Денежный спрос был тут ни при чем. Предложения не существовало. Связь между Наркомпродом и потребителями устанавливалась не на рынке, а в "распределителях", т. е. в государственно-кооперативных учреждениях", выдававших продукты по карточкам. Твердая цена, которая сперва еще назначалась и взыскивалась, постепенно утратила всякое, даже учетное, значение. Не имея в сфере государственного хозяйства какой-либо точки опоры, категория цены постепенно исчезала из этого сектора хозяйства. Если она до известной степени продолжала еще существовать для него, то лишь потому, что за пределами государственного хозяйства сохранялся разорванный на мельчайшие части и дезорганизованный нелегальный рынок, с которым соприкасались и государственные предприятия.
Этот рынок играл еще крупную роль для населения. Данные имеющихся исследований отличаются очень большой пестротой. Во всяком случае подавляющее большинство населения было связано с вольным рынком. Может быть, большая часть бюджета рабочего в 1920 г. покрывалась уже выдачами по карточкам. В отношении остального населения имело скорее место обратное. Мелкая нелегальная торговля
продовольствием - "мешочничество" - получила столь широкое распространение, что в торговле никогда не участвовала активно такая значительная часть населения, как в те годы. В периоды особенно напряженного продовольственного положения правительство само разрешало рабочим отправляться в хлебородные губернии за продовольствием. Снабжение государственных учреждений и предприятий также происходило не без участия вольного рынка. Не будь всего этого, государство не могло бы получать тех денежных эмиссионных доходов, о которых мы будем говорить ниже. Но факт существования вольного рынка не изменял смысла и направления мероприятий экономической политики, строивших новую экономическую систему на тех принципах, которые перечислены выше. И кроме того, рынок суживался все более, оттесняясь на задворки хозяйственной жизни и уступал место плановому распределению. По данным, приведенным у JI. Крицмана (там же, с. 139), в полном среднерусском бюджете рабочего, включая и квартиру и проч., государственное снабжение в натуре составляло в 1918 г. - 41%, в 1919 г. - 63%, в 1920 г. - 75%. Заготовки хлеба и зернофуража Наркомпродом составляли в 1918/19 г. - 107,9 млн пудов, в 1919/20 г. - 212,5 млн пудов, в 1920/21 г. - 283,9 млн пудов, хотя последний год был уже неурожайным. С прекращением гражданской войны должно было усилиться относительное значение планового снабжения и другими продуктами, кроме продовольственных, гражданского населения.
Набросок, данный на последних страницах, образует лишь схему, совершенно недостаточную для того, чтобы представить бесконечно сложное течение хозяйственной жизни в годы гражданской войны и политики военного коммунизма. Мы не могли бы дать больше в работе, посвященной только проблемам денежного обращения. Для рассмотрения этих проблем представленный набросок должен дать лишь опорные пункты. Система военного коммунизма "преодолевала" категорию цены. Вместе с тем она вела к вытеснению денег из государственного и из всего народного хозяйства.
Реализация на деньги продуктов производства государственных предприятий и их услуг и того сырья, которое собирал Народный комиссариат продовольствия, постепенно теряла всякий смысл. Она противоречила основным принципам нового хозяйственного строя и утрачивала свое практическое значение. Потребителями этих предметов были преимущественно те же государственные предприятия и учреждения и рабочие или служащие, получавшие в свою очередь заработную плату от государственных предприятий и учреждений. К тому же распределение, покуда и поскольку оно оставалось денежным, происходило по твердым ценам, все более отстававшим от вольных рыночных цен. Эти твердые цены не служили реальным эквивалентом предоставляемых продуктов и услуг и имели лишь весьма условное учетное значение. Вполне последовательно государственная власть стала поэтому переходить к принципу бесплатного распределения. К концу 1920 года законодательство решительно стало на эту точку зрения, и декрет СНК от 11 октября 1920 г. поручал Народному комиссариату финансов разработать технически мероприятия по отмене платы за почтовые и телеграфные услуги всеми государственными учреждениями и предприяти
ями, платы за пользование телефоном, водопроводом, канализацией, газом и электричеством, платы за предоставляемое Главным топливным комитетом топливо всякого вида, платы за продукты, отпускаемые Народным комиссариатом продовольствия, платы за жилые помещения государственных рабочих и служащих (включая лиц, проживающих при них в национализированных и муниципализированных помещениях, причем под отменой платы декрет понимал не только отмену платы наличными, но и расчет какими-либо бухгалтерскими перечислениями. Впоследствии этот перечень был еще дополнен. Декретом 16 августа г. был установлен порядок бесплатных перевозок по железным дорогам и водным путям.
Поскольку все продукты поступали в натуре в распоряжение органов государственной власти, постольку всякое денежное обложение производства, обмена и даже потребления становилось и ненужным и по большей части даже невозможным. Отказываясь от системы денежного хозяйства, государственная власть должна была отказаться и от системы денежных налогов. Она действительно вступила и на этот путь. В 1918 - 1919 гг. шла еще работа по приспособлению старой налоговой системы к новым хозяйственным условиям. Налоги частично преобразовывались и частично отменялись. В 1920 г. поставлен был еще вопрос о реорганизации налоговой системы в смысле унификации всего прямого обложения, и пленумом второй сессии ВЦИК вынесена была 18 июня 1920 г. соответствующая резолюция. Однако в конце 1920 г. поставлен был уже вопрос о принципиальной целесообразности самого существования налоговой системы, и взимание налогов было, наконец, приостановлено постановлением ВЦИК от 3 февраля 1921 г., накануне самого перехода к новой экономической политике.
По исчислениям С. А. Голованова ("На новых путях", вып. II, с. 10) налоговые поступления составляли в бюджете 1918 г. 153,2 млн золотых рублей (исчислено по индексу статистики труда), в 1919 г. - 10,2 млн рублей, в 1920 г. - 0,2 млн рублей и в 1921 г. (когда налоговая система начала уже восстанавливаться) - 3,7 млн рублей. Но это цифры ожидавшихся, а не действительных поступлений, причем в сумму г. включен чрезвычайный революционный налог, который собран был лишь частично.
Из государственного бюджета, таким образом, последовательно исчезали все денежные ресурсы, и эмиссия все более становилась единственным источником покрытия денежных расходов. Между тем потребность в деньгах хотя и суживалась все более и более, однако не исчезла вовсе. Финансирование войны не могло происходить исключительно за счет тех продуктов, которые давали хлебная монополия, национализированная промышленность, а также реквизиции и конфискации; для ведения ее необходимы были еще и деньги. Деньги нужны были частично и для содержания всех отраслей государственного управления и, кроме того, еще для финансирования транспорта и промышленности, работавших в убыток, так как система натурального снабжения не была проведена до самого конца. Единственным источником покрытия этих денежных расходов в сложившихся условиях являлась эмиссия. Она оставалась необходимой, хотя во всем государственном

хозяйстве, взятом в целом, она и играла к концу этого периода лишь подчиненную роль.
Исследователю нашей хозяйственной жизни первых революционных лет, вероятно, никогда не удастся сколько-нибудь точно учесть общие количественные результаты государственного хозяйствования этой эпохи. Чем больше умы проникались идеей о необходимости построения и проведения единого хозяйственного плана и создания системы полного учета всех запасов и всех вновь производившихся благ, тем больше практические затруднения, стоявшие на пути к осуществлению этой идеи, оказывались непреодолимыми. Те цифры, которые можно привести о бюджетах 1918, 1919 и 1920 гг., могут иллюстрировать лишь некоторые интересные тенденции. Но их нельзя принимать даже за отдаленное отображение действительного объема и состояния государственного хозяйства. За 1918 - 1921 гг. в распоряжении Народного комиссариата финансов нет не только окончательных отчетов о действительном исполнении смет, но и сколько-нибудь достаточных предварительных данных о производстве государственных расходов и поступлении государственных доходов. Один из лучших знатоков нашего бюджетного дела С А. Голованов совершенно правильно отмечает, что изучение этих бюджетов "давало бы представление не о том, что было в действительности, а лишь о пожеланиях и предположениях ведомств, далеко не всегда осуществлявшихся на деле" ("На новых путях", "Итоги экономической политики 1921/22 г.", вып. II, с. 4). Однако даже и эти предположения, сплошь и рядом взятые "с потолка" и не стоявшие в связи с действительными потребностями, которые никто не в состоянии был учесть, - даже эти предположения отражены в цифрах бюджетов 1918 - 1921 гг., как в кривом зеркале, ибо на размеры тех сумм, которые испрашивались ведомствами и отпускались Наркомфином, влияли и вольные, и твердые цены в зависимости от того, на какой предмет открывался кредит.
Тем не менее мы приведем здесь одну из цифр, полученную С.А. Головановым в результате его исчислений, ибо, будучи весьма условной, она все же дает некоторое представление о тех соотношениях, которые установились в государственном хозяйстве. С.А. Голованов определяет на основе различных догадок и вычислений весь доход по государственному бюджету 1920 г. в 1726"млн золотых рублей. Это был бюджет не в дореволюционном и не в современном смысле слова, так как в него должен был быть включен весь валовой доход от национализированных отраслей народного хозяйства. Как ни велико было в 1920 г. падение производительных сил, обусловившее уже в следующем году переход к новой экономической политике, эта цифра все же, быть может, несколько преуменьшена, тем более что государственный бюджет поглощал в то время не только народнохозяйственные доходы, а жизнь шла в немалой мере за счет потребления ранее накопленных в транспорте и в промышленности капиталов. Как бы то ни было, из этих 1726 млн золотых рублей на долю денежных расходов приходится по тем же вычислениям только 126 млн, или 7,3%. Эти 7% почти целиком давала эмиссия, и главным образом их назначением была выплата денежной части заработной платы.

Не следует поэтому преувеличивать значение эмиссии в государственном хозяйстве эпохи военного коммунизма. Она сыграла огромную роль в сбалансировании бюджетов в годы гражданской войны и проведения политики военного коммунизма. Но еще гораздо большее значение она приобрела позднее, когда началась денатурализация хозяйства и во всех отраслях нашей экономической жизни стал совершаться переход к принципу денежной оплаты товаров и услуг.
Мы получили бы совершенно фантастическое представление о действительном характере бюджетов и государственного хозяйства того времени, если бы, игнорируя эти замечания, стали судить об их реальном объеме по данным эмиссионной статистики. Как ни сжато было удовлетворение всех потребностей в эти годы величайших трудностей и невзгод, удовлетворить все государственные нужды при помощи одной только эмиссии новых бумажных знаков было бы, разумеется, немыслимо. Последовательное проведение принципа "Эмиссионного хозяйства", как С.А. Фалькнер назвал финансовую систему этого времени, оказалось возможным лишь потому, что в эти годы проводилась решительно и последовательно натурализация всего народного и финансового хозяйства и деньги служили в руках государства лишь вспомогательным средством сбалансирования государственного бюджета. Необходимо подчеркнуть это с особой настойчивостью потому, что в газетной и журнальной литературе весьма распространены были сопоставления относительного значения эмиссионного дохода в бюджетах различных лет, причем не уделялось внимания тому, как в этих бюджетах комбинировались денежная и натуральная их части.
Организация финансового ведомства и бюджетной работы должна была быть приспособлена к совершенно изменившимся условиям экономической и финансовой политики. Эволюция в этой области была довольно сложной. Судьбы дореволюционного Государственного банка теснейшим образом переплелись с развитием финансового ведомства в более тесном смысле слова, а вся финансовая работа свелась к производству и распределению бумажных денег. Основные этапы этой эволюции сводятся к следующему. декабря 1917 г. декретирована была национализация частных банков. Все они переходили с их активами и пассивами в ведение Государственного банка и объединялись с ним в единый "Народный банк Российской Социалистической Федеративной Советской Республики". Мотивы декрета лежали отчасти в соображениях о возможном значении банковой системы в деле овладения промышленностью и в деле управления ею. Но они имели и другую причину. Национализация должна была лишить вкладчиков возможности получать деньги с своих текущих счетов. Без национализации новое правительство, как явствует из официальных заявлений, не в состоянии было достигнуть этой цели (Г.Я. Сокольников, "Финансовая политика революции", I. М., 1925 г., с.37, 38). Дело национализации банков было завершено 2 декабря 1918 г.

изданием постановления о национализации Московского народного банка - кредитного центра кооперативной системы.
В условиях экономического развития 1918 г. национализация банков означала не только переход их в распоряжение государства и централизацию управления ими, но и быстрое отмирание всех их прежних функций. Это ясно из всего того, что указано было выше. Из всех операций кредитной системы сохранилась и развивалась лишь одна, выполнявшаяся раньше Государственным банком, - выпуск кредитных билетов. Но эмиссия приобрела совершенно иной характер, чем тот, который она имела до войны и даже до Октябрьской революции. Она стала по существу чисто казначейской, ею покрывались денежные государственные расходы и производилась она без представления банку ка- ких-либо обеспечений. А так как эмиссией бумажных денег покрывались фактически все государственные денежные расходы, то функция выпуска бумажных денег стала основною и даже почти единственной для всего финансового ведомства. Этим делом ведал Народный банк РСФСР, и поэтому естественно, что он стал поглощать все другие финансовые учреждения.
В конце 1918 г. в ведение Народного банка из Народного комиссариата финансов перешла Кредитная канцелярия с Экспедицией заготовления государственных бумаг. В 1919 г., в Народном банке учреждается Бюджетный отдел для составления государственной росписи доходов и расходов. Затем в ведение Народного банка переходит Центральная приходно-расходная касса, и этим завершается слияние с центральным управлением Народного банка департамента Государственного казначейства. Народный банк РСФСР таким образом почти целиком поглотил бывшее министерство финансов. Но зато он перестал быть банком, ибо совершенно ничтожные функции банкового кредитования сохранились в нем лишь в отношении кооперации. Поэтому завершение всех этих преобразований заключалось в том, что 19 января 1920 г. Народный банк был формально ликвидирован, а по существу влит в Народный комиссариат финансов под названием "Бюджетно-расчетное управление".
Однако несмотря на это название, бюджетной работы в точном смысле, как указано было уже и выше в этот период не существовало. Ее заменял, в качестве ее суррогата, особый порядок распределения бумажных денег, получивших название "расчетные знаки". Этих знаков всегда не хватало. Центр рассылал их на места вагонами и здесь по прибытии "груза" Исполнительный комитет распределял его между своими отделами, а каждый отдел распределял свою долю между подведомственными ему учреждениями. Дележ совершался обычно один или два раза в месяц и в губернских городах это были большие дни напряженной борьбы между ведомствами и учреждениями. Удовлетворялись наиболее насущные потребности, причем центр и места нередко расходились в том, что именно считать насущной потребностью. Центр старался настаивать на своей точке зрения путем бронирования определенных сумм за теми или другими учреждениями и тем или иным назначением. Все это почти не связано было с остатками бюджетной ра
боты. Деньги выдавались независимо от того, были ли открыты учреждению кредиты, а открытые кредиты ни в какой мере не обеспечивали получения денег.
Для внесения в это дело некоторого порядка в феврале 1920 г. постановлением Совета Народных Комиссаров учреждена была "Особая междуведомственная комиссия по распределению денежных знаков" из представителей Народных комиссариатов по военным делам, продовольствия, путей сообщения, финансов и Высшего совета народного хозяйства. Представители других ведомств получили только право совещательного голоса. Э.С. Милейковский в своем исследовании об "организации и работе эмиссионных аппаратов" (в сборнике "Наше денежное обращение". М., 1926 г.) описывает первые шаги этой комиссии в следующих словах: "Так как сумма заявок четырех ударных ведомств более чем вдвое превышала заготовленные Госзнаком денежные знаки (13 575 млн рублей и 6460 млн рублей), совещание, в котором представители других ведомств не участвовали, постановило распределить всю сумму между представленными в нем ведомствами. Однако на втором заседании, состоявшемся неделю спустя, выяснилось, что Нар- комфином были удовлетворены заявки лишь наполовину, а другая часть денежных знаков была распределена между другими ведомствами и отдельными районами. Вместе с тем Наркомфином было предложено установить распределение комиссией лишь 40% всей выработки; остальные 60% - по мысли Наркомфина - должны были рассылаться им самостоятельно, так как в противном случае оставались бы без удовлетворения многие важные государственные нужды и отдельные районы. Комиссией это предложение было отклонено и за Наркомфином для самостоятельного распределения было оставлено лишь 25%" (с.51). Летом 1920 г. компетенция Наркомфина в этом деле была расширена тем, что комиссия превращена была в совещательный орган при нем (постановление второй сессии ВЦИК, в июне 1920 г.). Однако на практике установился такой порядок: комиссия заседала раз в месяц и рассматривала месячный план; центральные органы каждого ведомства защищали в Комиссии интересы всего ведомства; в случае протеста какого-либо ведомства - а такие случаи составляли общее правило месячный план поступал на утверждение в Совет Народных Комиссаров; от 1/4 до 1/3 всех денежных знаков поступало в так называемый окраинный фонд и распределялось Наркомфином самостоятельно. Материалы для Междуведомственной комиссии подготовлял Отдел денежных и расчетных знаков (бывший Отдел кредитных билетов Государственного банка). "В поисках хотя бы какого-либо формального основания для распределения денежных знаков,- пишет Э. С. Милейковский в указанном очерке,- в конце 1920 г. была произведена попытка установить предварительную проверку поступавших местных заявок, путем командирования в центральные органы ведомств сотрудников Отдела денежных и расчетных знаков, которым поручалось на основании документов, материалов и проч. проверить заявленную ведомством сумму. Ставя себе совершенно неосуществимую задачу - проверить в день- два в условиях полного хаоса в отчетности и в материалах действительную потребность в денежных знаках целого Наркомата,- эта попытка
заранее обречена была на неуспех, и после двукратного ее применения от нее пришлось отказаться" (там же, с.52).
"Эмиссионный аппарат" перешел в руки Советской власти через несколько дней после октябрьского переворота. Овладение им носило довольно бурный характер. Д. Рязанов рассказывал о нем на первом Всероссийском съезде Советов народного хозяйства в следующих словах: "Будущий историк вспомнит то знаменитое совещание представителей отдельных полков, где тов. Троцкий предлагал достать первые 10 миллионов в Государственном банке путем посылки представителей от каждой роты. Если товарищам будет интересно, они в "Известиях" и тогдашних газетах найдут подробное изложение этого первого похода при музыке от всех гвардейских и негвардейских полков"... (Труды I Всероссийского съезда Советов народного хозяйства 26/V - 4/VI 1918. М., 1918, с.150). Результатом первого распоряжения об отпуске денег нового революционного правительства был конфликт с управляющими и служащими, а результатом конфликта было назначение комиссара Государственного банка на правах управляющего. После этого эмиссия бумажных денег производилась без оформления ее общими правительственными распоряжениями о разрешении дополнительных выпусков бумажных денег. Так продолжалось год. Декрет 26 октября 1918 г. расширил затем эмиссионное право до 33,5 млн рублей, санкционировав задним числом произведенные уже выпуски, а вскоре после этого декрет Совета Народных Комиссаров от 15 мая 1919 г. отменил всякие формальные ограничения и предоставил финансовому ведомству право выпускать бумажные деньги "сверх установленной декретом от 26 октября 1918 г. нормы в пределах действительной потребности народного хозяйства в денежных знаках".
Мы видели выше, что количество бумажных денег в обращении составляло на 1 июля 1914 г., т.е. накануне мировой войны, 1630,4 млн рублей, что на 1 марта 1917 г. оно достигло 10 044,0 млн рублей и на ноября 1917 г. - 19 577,9 млн рублей. До февральской революции на финансирование войны было выпущено около 8,5 млрд рублей. Временное правительство за восьмимесячное свое существование прибавило к этой сумме еще около 9,5 млрд. После этого выпуск денег перешел в руки Советской власти и за первые четыре года ее существования он дал следующие результаты:

Мы кончаем эту таблицу летними месяцами 1921 г. потому, что с этого времени наметились новые явления в области денежного обращения в связи с переходом к новой экономической политике. За время от октябрьского переворота до этого периода размеры денежного обращения возросли более чем в сто раз.
Возрастание шло в прогрессирующем темпе. Количество денежных знаков в обращении увеличилось в среднем за месяц ("месячный

темп эмиссии") в 1918 г. на 6,9%, в 1919 г. на 11,5%, в 1920 г. на 14,7%. Люди жили тогда еще во власти иных представлений о денежном обращении, чем те, которые установились впоследствии, и этот темп эмиссии казался огромным. В дальнейшем развитии денежной системы он был превзойден во много раз.
Однако и этот темп эмиссии, сократившийся даже в первой половине 1921 г. по сравнению с 1920 г., благодаря усиливавшейся натурализации хозяйства, приводил к такому подъему цен, который превосходил рост количества денежных знаков в обращении. Если денежная масса увеличилась за рассматриваемые 42 месяца примерно в 100 раз, то цены возросли за тот же период времени в 8000 раз (по всероссийскому индексу статистики труда), причем по полугодиям сопоставление роста денежной массы и роста цен дает следующую картину:

Превышение роста цен над ростом денежной массы имело место не каждый месяц, но в целом оно характеризует весь тот период. Причины его вполне понятны. Торговый оборот сжимался, и новые денежные знаки, попадая как бы в суживающийся круг, должны были все более тесниться в этом сокращающемся пространстве. Если процесс этот не развивался непрерывно, то это находилось в зависимости, с одной стороны, от сезонных сжатий и расширений оборота, в силу которых летние месяцы и осенние, с июля по октябрь, были обычно наиболее благоприятны для эмиссии, а с другой стороны, от изменений территории, на которой имел хождение советский денежный знак в связи с ходом гражданской войны. Поэтому 1919 г. характеризуется огромным ростом цен сравнительно с темпом эмиссии, ибо в этом году территория, находящаяся в распоряжении Советской власти, подвергается наибольшему сокращению. В местностях, оторванных от центра, возникает множество самостоятельных систем денежного обращения. В г. в результате побед Красной Армии хождение "совзнаков" расширяется, и во втором полугодии 1920 г. новые выпуски денежных знаков размещаются сравнительно безболезненно. Крупный поворот к худшему обнаруживают цифры, относящиеся к первой половине г.; тут сказывается влияние основного процесса, происходившего в течение всего рассматриваемого периода - процесса сознательного сокращения при помощи мероприятий экономической политики сферы денежного хозяйства.
Показателем объема этой сферы может служить реальная ценность всей денежной массы. Количество денег, в которых нуждается торговый оборот, зависит, правда, не от одного только количества товаров, обращающихся на рынке и оплачиваемых деньгами. Оно зависит
также от того, в какой мере этот денежный оборот обслуживается суррогатами денег - кредитными документами разного рода, - и от быстроты циркулирования денег. Если первое обстоятельство с ликвидацией кредитных учреждений утратило у нас всякое значение, то второй фактор играл очень большую роль. Тем не менее реальная ценность денежной массы является лучшим показателем, которым мы можем пользоваться в этом отношении. Эта реальная ценность всех денежных знаков, находившихся в обращении, составляла при вычислении ее по всероссийскому индексу статистики труда:
На

Падение ее к середине 1921 г. стало столь значительно, что задача ликвидации денежного хозяйства была почти разрешена. Вполне понятно, что в этой обстановке систематически падала и та сумма реальных ценностей, которые государственное казначейство ежемесячно извлекало из эмиссии денежных знаков. Она составляла в индексных рублях (по индексу статистики труда) в среднем за:

Низшая цифра приходится на июнь 1921 г., когда эмиссия дала Государственному казначейству всего 3149,5 тыс. рублей. Если бы вычесть из этой ничтожной суммы расходы по изготовлению денежных знаков, по содержанию всего казначейского аппарата и принять во внимание ценность денег не в тот момент, когда они выпускались отделом денежных и расчетных знаков, а в те моменты, когда деньги поступали на рынок, то оказалось бы, что для государства игра действительно не стоила свечей. Таково и было убеждение значительного числа руководителей экономической политики накануне перехода ее на новые рельсы.
Острый недостаток в деньгах и технические затруднения в изготовлении новых знаков заставили прежде всего ввести в обращение облигации "займа свободы", выпущенного еще временным правительством. К сожалению, были допущены "наравне с кредитными билетами” облигации достоинством не свыше 100 рублей (декрет СНК от 16 февраля г.). Затем допущены были к хождению по той же причине купоны всех государственных процентных бумаг сроком по 1 декабря 1917 г.,
(объявление Народного банка от 3 марта 1918 г.). Были приравнены к кредитным билетам и серии Государственного казначейства (циркуляр Народного банка от 9 мая 1918 г.)- Денег новых образцов в 1918 г. выпущено не было.
В 1919 году были выпущены в обращение новые кредитные билеты "образца 1918 г." достоинством в 1, 3, 5, 10, 25, 50, 100, 250, 500 и 1000 рублей (декрет СНК от 15 мая 1919 г.), так называемые "пятаков- ки". Выпуск их начался в мае, и они вышли из пензенской экспедиции. К концу года выпущены были дополнительно кредитные билеты достоинством в 5000 и 10 000 рублей (декрет СНК от 21 октября 1919 г.). В том же году выпущены были и "расчетные знаки Российской Социалистической Федеративной Советской Республики" сперва достоинством в 1, 2 и 3 рубля (декрет СНК от 4 февраля 1919 г.) и позднее достоинством в 15, 30 и 60 рублей (декрет СНК от 21 октября 1919 г.). "Расчетный знак" и был новым наименованием, введенным в эту эпоху.
В 1920 г. выпущены были снова расчетные знаки достоинством в 3, 5, 10, 25, 50, 100, 250, 500, 1000, 5000 и 10 000 рублей (декреты СНК от 4 марта и 27 ноября 1920 г.).
В 1921 г. выпущены новые знаки "образца 1921 г." достоинством в 100, 250, 500, 1000, 5000 и 10 000 рублей (декрет СНК от 16 июня 1921 г.), в 25 000, 50 000 и 100 000 рублей (декрет СНК от 30 июля 1921 г.) и в 5000 и 10 000 рублей еще иного образца, чем те, которые были выпущены по декрету от 16 июня того же года, а именно такого же образца, как купюры 25, 50 и 100-тысячного достоинства. Наконец, декретом СНК от 15 сентября 1921 г. "в виду ощущаемой торгово-промышленным оборотом нужды в денежных знаках более крупных достоинств" - фраза, которая стала впоследствии часто повторяться в подобных декретах,- постановлено было выпустить “обязательства РСФСР” достоинством в 1 000 000, 5 000 000 и 10 000 000 рублей. В конце 1921-го было уже принято постановление о выпуске денежных знаков образца 1922 г., но этот выпуск, связанный с "деноминацией", был некоторой, хотя и формальной только, попыткой упорядочения денежного обращения и рассмотрение его относится к следующему периоду истории нашего денежного обращения.
Так как при выпуске новых денежных знаков прежние бумажные знаки оставались в обращении, то (после деноминации 1922 года) наше денежное обращение представляло картину необыкновенной пестроты, несмотря на отмирание мелких купюр, утративших всякую покупательную силу.
Не считая облигаций, купонов и серий Государственного казначейства, в обращении формально находилось 78 различных образцов денежных знаков (обязательства имели хождение повсеместно на тех же основаниях, как и кредитные билеты, расчетные знаки и денежные знаки). В действительности число образцов в обращении было, разумеется, значительно меньше. Не только дореволюционные казначейские знаки, но и знаки достоинством в тысячи рублей утратили всякую покупательную силу. В середине 1922 г. рубль был обесценен приблизительно в 5-6 млн раз и, следовательно, купюра в 50 000 рублей (или рублей образца 1922 г.) имела покупательную силу довоенной копей-

ки. Путем обмена ветхих знаков, невыпуска из казначейства, утраты и пр. значительная часть образцов денежных знаков исчезла из обраще- 1 ния. Однако пестрота оставалась все же крайне неудобной. Только в г. (декрет СНК от 28 июня 1922 г.) все денежные знаки дореволюционного времени, периода Временного правительства и эпохи военного коммунизма были изъяты из обращения.
Количество денег, которые необходимо было печатать, было столь велико, что работу по изготовлению их пришлось вести в нескольких пунктах: в Москве, Ленинграде, Пензе, Перми и Ростове-на-Дону. Число рабочих управления фабриками заготовления государственных знаков достигало на 1 января 1921 г. 13 616 человек.
Реальная ценность месячной эмиссии, составлявшая еще в 1918 г. несколько десятков миллионов золотых рублей в месяц (по индексу статистики труда), превышавшая еще в среднем за месяц 1919 г. 18 млн золотых рублей, уже едва достигавшая 10 млн в 1920 г., упала в первое полугодие 1921 г. до нескольких млн рублей. Это были цифры совершенно ничтожные и указывавшие на отмирание денежного хозяйства. До начала 1921 г. такое его отмирание и составляло прямую задачу экономической политики. Советская власть строила хозяйственную систему, в которой деньги в старом смысле слова не были нужны, и после некоторых колебаний она стала прямо ориентироваться на отмену денег.
Уже второй Всероссийский съезд Советов народного хозяйства, заседавший в Москве в последних числах декабря 1918 г., подошел вплотную к формулированию новой идеологии в следующих словах: "Развитие социалистического переустройства в области экономической жизни требует отрешения от прежних капиталистических отношений в производстве и устранения в конечном итоге всякого влияния денег на соглашения хозяйственных элементов. Искоренение частных финансовых учреждений, концентрация основных отраслей производства в руках государства и сосредоточение распределения в ведении государственных органов являются достаточным основанием для последовательного устранения в хозяйственной жизни денежного обращения в тех размерах, в каких оно было до сих пор".
Принципиально еще определенней высказывается программа Российской Коммунистической партии, принятая восьмым съездом в марте 1919 г. "В первое время перехода от капитализма к коммунизму,- гласит § 15 ее,- пока еще не организовано полностью коммунистическое производство и распределение продуктов, уничтожение денег представляется невозможным. При таком положении буржуазные элементы населения продолжают использовать остающиеся в частной собственности денежные знаки в целях спекуляции, наживы и ограбления трудящихся. Опираясь на национализацию банков, Российская Коммунистическая партия стремится к проведению ряда мер, расширяющих область безденежного расчета и подготовляющих почву к уничтожению денег"...
В 1920 г. один из видных вдохновителей экономической политики этой эпохи Ю. Ларин оценивал состояние денежного хозяйства страны и перспективы его развития в следующих словах: "Постоянное умирание денег нарастает по мере роста организованности советского хозяй-

сТва... Деньги как единое мерило ценности не существуют вовсе. Деньги как средство обращения могут быть упразднены уже в значительной степени... Деньги как средство платежа окончат свое существование, когда советское государство... избавит (рабочих) от необходимости бегать по сухаревкам. И то и другое находится в пределах нашего предвидения и практически разрешится в ближайшие же годы. А тогда деньги потеряют свое значение, как сокровище, и останутся только тем, что они есть в действительности: цветной бумагой" ("Деньги", "Экономическая жизнь", 7 ноября 1920 г., № 250).
В последние годы финансовое законодательство и административная практика последовательно работают в указанном направлении.
Проблема заключалась, как тогда считали, прежде всего в том, чтобы заменить платежи наличными деньгами, так называемыми безденежными расчетами, т.е. бухгалтерскими записями в книгах на основании тех или других документов: чеков, оборотных ассигновок и т. п. В этой области приходилось справляться лишь с техническими затруднениями, вызванными тем, что задачу нужно было разрешать в очень широком масштабе и в условиях крайне расшатанного счетоводства всех предприятий и постоянной их реорганизации. Но самая практика безденежных расчетов была хорошо знакома и капиталистическому хозяйству; речь шла лишь об использовании и приспособлении к новой обстановке известных уже методов и образцов.
Декрет Совета Народных Комиссаров от 2 мая 1918 г. потребовал, чтобы все денежные средства, находившиеся в заведовании и на хранении советских учреждений или должностных лиц, вносились в кассы Народного банка или Государственного казначейства и чтобы все платежи производились только по ассигновкам и чекам. Разрешалось держать в кассе лишь авансы, отпускаемые на мелкие операционные или командировочные расходы. Постановление Высшего совета народного хозяйства от 30 августа 1918 г. требовало, чтобы все национализированные предприятия сдавали продукты своего производства на учет соответствующим центрам, главным комитетам или отделам и получали от последних все необходимые материалы и сырье, с тем чтобы "расчет за сданные и полученные таким образом продукты производился бухгалтерскими записями, без участия денежных знаков". Бухгалтерскими же записями должны были производиться и расплаты со всеми потребителями - советскими организациями и учреждениями. Декрет СНК от 23 января 1919 г. устанавливал определенный порядок расчетных операций между национализированными, муниципализированными и находящимися под их контролем (на учете) учреждениями Высшего совета народного хозяйства, Народного комиссариата продовольствия и провинциальных советов народного хозяйства, а также между промышленными и торговыми предприятиями: все взаимные расчеты должны были производиться "бухгалтерским способом без участия денежных знаков". Декретом 6 января 1920 г. эти постановления были распространены на кооперацию. Декрет СНК от 25 июля 1920 г. о реквизициях и конфискациях устанавливал, что всякие суммы наличных денежных средств, хранящиеся у частных лиц и превышающие в общей сложности двадцатикратную минимальную тарифную ставку данной мест
ности на одно лицо (независимо от образцов денег), подлежат принудительному внесению на текущие счета владельцев в государственные кассы.
Далее были приняты меры к разрыву связей между государственным и внегосударственным хозяйством - тех связей, которые обслуживались наличными деньгами. Обращение к частным поставщикам для покупки каких бы то ни было товаров разрешалось советскими учреждениями и государственными предприятиями только в случае невозможности получить их у соответствующих советских учреждений, производящих или распределяющих эти товары, и обставлено было рядом формальных ограничений. Декретом Совет Народных Комиссаров от июля 1920 г. приобретение товаров советскими учреждениями и предприятиями у частных поставщиков было еще более стеснено. Задача декрета была по возможности покончить с вольным рынком. Декрет гласил, что все советские и общественные учреждения, предприятия и организации, нуждающиеся в каких бы то ни было предметах, обязаны для получения их обращаться в соответствующие распределительные советские учреждения. Всякая покупка изделий, материалов, продуктов и т. п. непосредственно на вольном рынке этим учреждениям и предприятиям запрещалась. Она разрешалась лишь советским учреждениям и кооперативным организациям, входившим в состав общегосударственного заготовительного аппарата, притом только тех предметов, заготовка коих была возложена на данное учреждение и по ценам, установленным особой оценочной комиссией при Рабоче-крестьянской инспекции.
Государственная власть не только не считала себя заинтересованной в расширении емкости денежного рынка, но, напротив, систематически принимала меры к сужению его с тем, чтобы перейти потом к полной ликвидации денег и денежного учета.
Резолюция второй сессии ВЦИК (18 июня 1920 г. по докладу Народного комиссариата финансов всецело проникнута идеей уничтожения денежной системы и ставит соответствующие требования комиссариатам. "Признавая деятельность Народного комиссариата финансов, выразившуюся: 1) в проведении такого упрощения аппарата Нарком- фина в центре и на местах, которое делает возможным превращение его в центральную бухгалтерию пролетарского государства; 2) в содействии проведению сметного принципа для превращения прежнего государственного бюджета в бюджет единого хозяйства РСФСР в целом, и 3) в стремлении к установлению безденежных расчетов для уничтожения денежной системы - в общем соответствующей основным задачам хозяйственного и административного развития РСФСР", ВЦИК поручал принять действительные меры к дальнейшему проведению в жизнь намеченной системы хозяйственного управления.
С уничтожением денег нужно было найти новые методы для разрешения трех хозяйственных проблем. Во-первых, метод распределения. Он был найден в том, что государственная власть назначала содержание пайка, основываясь на тех соображениях, о коих речь шла выше. Во-вторых, метод учета всего того, что имелось, производилось и распределялось в государственном хозяйстве. Предполагалось, что эта за
дача может быть разрешена всеобщим натуральным учетом. Государственный бюджет в едином государственном хозяйстве должен был охватить все производство и все распределение и "в результате материализации" сделаться "не чем иным, как планом распределения всех вещественных и личных элементов государственного хозяйства по отдельным отраслям" (К.Ф. Шмелев, "Основные проблемы учета в государственном хозяйстве пролетариата", сборник "Денежное обращение и кредит в России и за границей". Т.1. М., 1922, с.373). Разрешить практически эту задачу было очень мудрено, и попытки в этом направлении в период гражданской войны и страшнейшего хозяйственного развала были слишком слабы для того, чтобы на них стоило останавливаться. Что касается третьей проблемы, то она заключалась в замене ценностного измерения каким-либо иным принципом, который позволил бы судить о степени успешности хозяйственной работы. Эта проблема представляет значительный теоретический интерес, и мы рассмотрим ее в отдельной главе.
В заключение этой главы следует сказать несколько слов о лажах, о валютной политике и о судьбах золотого фонда. Источники становятся скудными и отрывочными, когда мы переходим к этим вопросам.
Прежде всего надо отметить, что существовал лаж на царские кредитные билеты и на "керенки", т.е. имела место различная оценка разных образцов. Мы увидим дальше, что местами (в Средней Азии) существовала даже различная расценка разных образцов советских денежных знаков. Впрочем, последнее обстоятельство вызвано было специфическими особенностями денежного обращения революционного периода в Туркестане и в Бухаре, а лаж на "царские" и "керенские" деньги существовал в течение нескольких лет повсеместно. На первых порах он обусловлен был мотивами политического порядка, т.е. неуверенностью в прочности Советской власти. Но главным обстоятельством, влиявшим на самое существование и на высоту курса, было хождение кредитных билетов старых образцов в зарубежных государствах, выделившихся на западе из бывшей империи и имевших общее с нею денежное обращение: в Эстонии, Латвии, Литве и Польше. До тех пор пока все эти государства не создали своих собственных денежных систем, русские рубли до октябрьских образцов имели в них хождение. Старые рубли в качестве денег окраинных государств котировались даже на некоторых иностранных биржах. В Советской России на них существовал спрос со стороны реэмигрантов и жителей приграничной полосы. Вследствие их повышенного курса на них возникал еще дополнительный спрос, как на орудие сбережения, казавшееся сравнительно надежным; впрочем, лица, сберегавшие бумажные деньги старых образцов, обманулись в своих надеждах, ибо к 1921 - 1922 гг. эти внутренние лажи уже исчезли (ср. 3. С. Каценеленбаум, "Денежное обращение России 1914 - 1924". М., 1924, с.76 и след.).
В области законодательства о драгоценных металлах и иностранной валюте установлены были следующие положения. Декрет 25 июля
г. о спекуляции воспретил под страхом лишения свободы на срок не ниже 10 лет, соединенного с принудительными работами и конфискацией всего имущества, скупку и хранение платины, серебра и золота в сыром виде, в слитках или в монете. Постановление Народного комиссариате финансов от 3 октября 1918 г. обязывало впредь сдавать иностранную валюту Кредитной канцелярии по установленным ею курсам. Вывоз валюты за границу обусловливался получением специального разрешения от НКФ.
Подпольные сделки совершались, конечно, в течение этого периода, но операции с золотом и иностранной валютой получили или сохранили широкое распространение лишь на окраинах, т.е. по большей части на тех территориях, которые лишь к концу эпохи военного коммунизма (а иногда и по окончании этой эпохи) признали власть советов. На большей части территории нынешнего Союза сделки с золотом и иностранной валютой играли незначительную роль. В системе натурального хозяйства золото было бесполезно. В стране, оторванной от других государств, иностранные банкноты не были нужны. Вольный рынок был незначителен, и торговля стала настолько мелкой, что золотая десятирублевка была бы для этого рынка очень крупной и неудобной монетой. Рынок не пользовался ею, и еще менее он склонен был пользоваться в качестве орудия обмена иностранными деньгами. Вместе с тем мало кто мог делать сбережения в течение всей этой эпохи. Всего вероятней, что золото и иностранная валюта, поскольку они не лежали неподвижно у тех, кто ими владел, совершали движение по направлению к периферии и оттуда уходили за границу либо в уплату за контрабандные товары, либо в качестве той наличности, которую увозили с собой эмигранты. Никто не в состоянии был бы определить, насколько велики были эти суммы.
К сожалению, нет также сведений о том, каковы были курсы золо- тых монет и иностранных банкнот. Можно только утверждать с полной уверенностью, что в центральных районах, т.е. там, где Советская власть существовала всего дольше и была наиболее прочна, эти курсы были очень низки по сравнению с ценами отдельных товаров и с средним уровнем товарных цен. Сколько-нибудь надежный материал о цене золотой монеты дореволюционной чеканки имеется лишь с 1921 г., когда Народный комиссариат финансов стал скупать ее через свои местные органы. Есть также данные о цене десятирублевой монеты в г., помещенные в "Бюллетене" Конъюнктурного института, но собранные не Конъюнктурным институтом. Происхождение этих данных неизвестно, и к ним надо относиться с большой осторожностью. Все эти сведения перепечатаны в сборнике "Наше денежное обращение", с.227, и мы сопоставляем их ниже с индексами товарных цен за те же месяцы (см. с.82).
Судя по этим данным, золото было обесценено по сравнению с товарами, примерно, от 2 до 4,5 раз, если допустить, что курс его был повсеместно одним и тем же. Если сопоставить цену золота не с всероссийским, а с московским индексом цен, то соотношения изменяются не в пользу золота еще почти в 2 раза. Но такое сопоставление едва ли более правильно, так как московские цены были очень высоки по

совершенно особым причинам, не имевшим отношения к ценности золота. Соотношения 1920 г., вероятно, были недалеки от тех, которые существовали в 1919 и в 1918 гг. Нет, по крайней мере, оснований предполагать, чтобы дело обстояло иначе, и это подтверждается теми цифрами, которые приведены у JI. К. Солдатова ("Революция ценности золота на мировом рынке и в России". М., 1924, с.79) и которые мы не воспроизводим, потому что нам не известно их происхождение.

Что показывает приведенный выше ряд цифр?
В движении ценности золота (в сравнении с движением цен товаров) наблюдаются сезонные колебания. Золото дешевеет от января к июлю и затем дорожает от июля к январю. Одно и то же движение повторяется в 1920 ив 1921 г.
В эту эпоху золото - не деньги, а товар и не трудно объяснить, почему наблюдаются указанные колебания в относительной цене этого товара. Золото дорожает от июля к январю, во-первых, потому, что после уборки урожая положение на товарном рынке становится более легким, и, во-вторых, потому, что в этот период со стороны крестьян и мешочников, вероятно, усиливается спрос на металлическую монету, как на орудие сбережения. Обратный процесс совершается с января, когда запасы хлеба становятся все более скудными, до момента уборки урожая. Золото очень упало в цене в июле 1921 г., вероятно, потому, что накануне жестокого неурожая положение хлебного рынка было крайне напряженным и весьма возможно, что крестьяне, бросавшие родные места и пускавшиеся странствовать в поисках пропитания, продавали в это время немало "десяток", прикопленных на черный день. Цена золота очень поднялась к осени и зиме 1921 г., несмотря на то что год был голодным, потому что к этому времени появился уже значительный городской "нэпманский" спрос. Нам думается, что описанные условия - сезонные колебания в связи с состоянием сельскохозяйственного рынка для эпохи военного коммунизма; появление нового накопления с переходом к новой экономической политике - были основными моментами, определявшими оценку золота. Однако не исключено, что догадка JI.K. Солдатова о некотором влиянии германского золотого рынка на российский имеет основания. JI. К. Солдатов отмечает резкое повышение относительной цены золота в Германии к зиме 1920 г. и затем снова к зиме 1921 г. под влиянием местных политических условий. Возможно, что через контра
бандную торговлю эти явления центральной Европы влияли на расценку золота сперва на советских окраинах, а затем во всей стране; это тем более возможно, что рынок такого портативного товара как золото мог быть чувствителен ко всем внешним воздействиям, даже в условиях изолированности советских республик.
Общая картина движения золотых запасов в эпоху военного коммунизма достаточно ясна, хотя в материалах имеются некоторые расхождения цифр. Отдельные элементы этой картины известны русскому читателю из работ 3. С. Каценеленбаума ("Учение о деньгах и кредите".
Ч. 1. 1922 г., с.230), Н. Н. Любимова ("СССР и Франция". 1926, с.41) и А. И. Погребецкого ("Денежное обращение и денежные знаки Дальнего Востока за период войны и революции 1914 - 1924". 1924 г.). В последующем изложении мы опираемся преимущественно на данные той статьи В. Новицкого, которую мы уже цитировали во "введении", и на материалы Наркомфина.
Мы видели во "введении", что золотой запас внутри страны составлял к моменту Октябрьской революции 1101 млн рублей. По военным соображениям, дореволюционное правительство эвакуировало часть его в Саратов и Самару. Затем уже при Советской власти в связи с начавшимся движением чехо-словацких войск, золото было переброшено из Саратова и Самары в Казань. Судьба этого "казанского золота" и оказалась в дальнейшем наиболее сложной. Оно было захвачено белыми, возвращено в Самару, затем перевезено в Уфу и отсюда направлено в Омск. Это золото послужило одним из основных источников покрытия расходов правительства Колчака. Часть этого же золота попала в руки атамана Семенова. Кое-что было разграблено во время передвижения при крушении поезда, содержавшего золотой транспорт, в г. Тогда же уцелевшая часть транспорта перешла в Нижнеудинске под охрану чехо-словацких войск и находилась некоторое время в их фактическом обладании. Некоторые суммы, не израсходованные правительством Колчака и не вывезенные им за границу, были обращены на покрытие расходов дальневосточных правительств уже после падения колчаковского правительства. С округлением, неизбежным вследствие расхождения имеющихся данных, сумма золота, вывезенного из Казани на восток, может быть принята в 650 млн рублей. В центре оставалось по этому расчету 1101 млн минус 650 млн, т.е. 451 млн рублей.
О движении вывезенного запаса от Казани до Омска мы находим у В. Новицкого следующее описание: "Из Казани золото было перевезено в конце августа 1918 г. на пароходах в Самару, где оно хранилось до отъезда членов Учредительного собрания в Уфу, затем золото было перевезено в Уфу. В продолжение своего пребывания в этом городе члены Учредительного собрания вели переговоры с Сибирским правительством, которое образовалось уже к этому времени в качестве правительства коалиционного. Каждая из двух сторон опиралась на реальную силу, которую она пыталась использовать в этих переговорах: в распоряжении членов Учредительного собрания был золотой запас. Си
бирское же правительство располагало новой добровольческой армией. Первая из этих двух групп находилась в очень затруднительном положении, вследствие отсутствия у нее хороших войск, так как к этому времени остатки народной армии были уже окончательно деморализованы. С другой стороны, финансовое положение Сибирского правительства было критическим и у него было только одно средство приобрести реальную финансовую силу: получить золотой запас. Под влиянием наступления большевиков Народное правительство (Учредительное собрание) решило переехать из Уфы в Челябинск, увезти с собой золотой запас и продолжать переговоры с Сибирским правительством. Но затем произошли события, которых члены Учредительного собрания не предвидели. Когда поезд с народными представителями прибыл в Челябинск, члены Учредительного собрания отправились на поиски места хранения для золота, и они остановились, как на подходящем помещении, на элеваторах Государственного банка. Но, возвратившись на станцию, они уже не нашли на ней поездов, погруженных золотом, так как последние, по приказу, происхождение которого выяснить не удалось, отправлены были в Омск, куда они беспрепятственно и прибыли. Эта хитрость Сибирского правительства лишила Народное правительство самого крупного козыря в его переговорах с Сибирским правительством. Действительно, захват золота быстро привел к осязаемым результатам, а именно к образованию "Директории" на основе коалиции обоих правительств. Как известно, “Директория” просуществовала недолго и была заменена верховным правительством адмирала Колчака"(W.Novitsky, "Le Stock d"or de la Russie" в сборнике "La dette publique de la Russie". Paris, 1924, pages 215, 216).
Из Омска было отправлено во Владивосток золота по данным Новицкого на 279 млн рублей, а по данным Приморской рабоче-крестьян- ской инспекции и Иркутского губфинотдела 233 млн плюс еще около 2000 пудов серебристого золота и золотистого серебра, самородков и других разновидностей. Если принять во внимание вероятную ценность этих 2000 пудов, то между данными Новицкого и советскими сведениями разница не очень велика. Из этих сумм правительство Колчака продало во Францию, в Англию и в Японию через различные восточные банки металла на 68,3 млн рублей и депонировало сверх этого за границей 126,8 млн рублей, что составляет всего 195 млн рублей - таковы данные Новицкого. По данным же иркутских и приморских советских учреждений, продано было от 2733 пудов (данные Приморской РКИ), до 3232 пудов (данные Иркутского губфинотдела) и депонировано от 6359 пудов (приморские данные) до 5637 пудов (иркутские данные), т.е. всего от 9092 пудов до 8869 пудов золота. Первый итог дает сумму в 191 млн рублей, не очень далекую от цифры Новицкого. Другая часть золота, направленного во Владивосток, была захвачена атаманом Семеновым, и она определяется в 42 млн рублей. Третья часть, остающаяся за вычетом из 279 млн (по цифре Новицкого) или 233 млн рублей плюс 2000 пудов (по советским данным) расхода Колчака (191 - 195 млн) и захвата Семенова (42) была перевезена позднее в Благовещенск, как место наиболее безопасное для ее хранения. Она могла составить по этим данным 42 - 46 млн рублей (по данным, приведенным у

А. И. Погребецкого (с. 109 и след.), она была даже больше и составляла 50 млн). Она и образовала тот "неприкосновенный запас", на котором базировали свои валютные мероприятия и денежные реформы владивостокские власти уже после падения колчаковского правительства (см. ниже гл. IV). Она была израсходована частью во Владивостоке, частью в Благовещенске, частью в других местах Дальнего Востока и помогла преодолевать финансовые затруднения до советизации Дальнего Востока в те моменты, когда местные власти не могли уже опираться на эмиссию бумажных денег.
"Казанский запас", за исключением золота, отправленного во Владивосток, оставался в Омске до ноября 1919 г. Этот остаток был погружен, по описанию В. Новицкого, “в течение десяти дней от 28 октября до 8 ноября в специальный поезд в составе сорока вагонов. Поезда адмирала Колчака под литерами А, Б, В, Г, Д и блиндированный поезд отправились из Омска днем 12 и ночью 12 и 13 ноября. Омск был занят вечером 15 ноября. Адмирал Колчак покинул Омск в поезде Б, а в поездах А, В, Г, Д находились генеральный штаб, канцелярия и гвардия. На станции Татарская поезд Б столкнулся с поездом, в котором находилось золото, и возник пожар, который разрушил 8 вагонов. 80 человек из гвардии были убиты и 30 ранены. Несколько ящиков золота были потеряны, и после погрузки остальных в другие вагоны поезда прибыли в Ново-Николаевск, где они остались до 4 декабря, когда после ряда инцидентов удалось отправить поезда дальше на восток. Чехи, которые до этого времени завладели всеми паровозами для эвакуации своих войск, отказались предоставить адмиралу Колчаку те 7 паровозов, которые были ему необходимы. Они уступили только вследствие вмешательства представителей иностранных держав и под давлением генерала Сировуа. В это время линия была занята, и в течение 24 часов можно было пропускать только два поезда. Поэтому 4 поезда адмирала Колчака сумели дойти только до Красноярска и лишь 2 - тот, в котором находился адмирал Колчак, и тот, в котором перевозилось золото,- достигли Нижне-Удинска. На этой станции произошли события, которые всем известны: адмирал Колчак покинул свой поезд и транспорт с золотом... С того момента, когда поезд с золотом остался в Ни- жне-Удинске, дальнейшая судьба золотого запаса не может быть уже установлена с той же степенью точности и вся ответственность за его сохранность ложится на чехо-словаков. На основании перемирия, заключенного между большевиками и чехами в конце января 1920 г., золото было передано представителям большевиков. Эта передача была условием свободного прохода чешских войск на восток" (В. Новицкий, с.218, 219, 220).
Из всего "казанского запаса" советскому правительству удалось получить обратно 409 млн рублей (по данным Иркутского финансового отдела, очень близким к данным В. Новицкого). Сверх казанского золота имелось еще около 451 млн (остаток на конец 1917 г.; 1101 млн минус казанское золото - около 650 млн) и сумма составляет, таким образом, 860 млн. Однако из этого фонда пришлось произвести один крупный расход. По дополнительному к Брестскому договору русско-

германскому финансовому соглашению от 27 августа 1918 г. Германия должна была получить пятью взносами около 320 млн рублей. Германская революция привела к аннулированию Брестского договора, но 121 млн рублей были уже выданы к этому времени и перешли затем к Франции и Англии на основании Версальского мира (см. Н. Н. Любимова, с.41). За вычетом этой суммы золотой запас составлял 739 млн. Это и была сумма, сохранившаяся ко времени окончания гражданской войны.
Как известно, внешняя торговля Советской России, возобновившаяся в 1920 г., носила на первых порах исключительно пассивный характер. Потребности страны, опустошенной гражданской войной и постигшим ее в 1921 г. неурожаем, были огромны, и товарами для вывоза она, естественно, не располагала. В последний год эпохи военного коммунизма и в первое время после перехода к новой экономической политике пришлось поэтому производить за границей очень большие расходы, на которые была обращена часть золотого фонда; может быть, кроме объективной необходимости крупных затрат, на первых порах известную роль сыграло еще и то обстоятельство, что в 1920/21 г., при господстве идеологии безденежного хозяйства, преуменыыилось значение золотого запаса. Другая часть золотого фонда оставалась в следующие годы в качестве особого государственного резерва в администрировании Народного комиссариата финансов. Довольно крупные суммы из нее в разные сроки переданы были Государственному банку, учрежденному в 1921 г. Со временем основное значение в качестве обеспечения новой эмиссии и в качестве фонда для производства иностранных платежей приобрел валютный и золотой запас Государственного банка и в последующих главах мы будем уже останавливаться только на нем.